Брат мой названый
Шрифт:
– Понятно.
Ему понятно! Мобильник в девятнадцатом веке его ничуть не удивляет, будто свой у него в кармане, а в ранце на всякий случай ноутбук! Как же в гимназии без него?! Да у папы в каком-нибудь Волжско-Камском банке прямой выход в сеть! Торчит, небось, на службе в соцсетях, чтобы дома не тратиться. Интересно, у кого из нас двоих крыша поехала?
Пассажирские причалы. Место встречи с Никой
Вглядываюсь. Пацан как пацан, к своим пятнадцати плюс-минус год с маленьким намёком на предстоящую взрослость подвытянулся.
Ловлю его взгляд. Вижу, что и его интерес ко мне понемногу повышается. Не к тому, что у меня в руках, а именно ко мне. Почему же он подошёл?
О Господи, наушник в ухе! Провод под куртку сползает! Интере-есно! Вроде бы уже нечему удивляться, а на тебе! Может, действительно кино снимают, а мы с ним случайно в кадр влезли? А дома снесённые тогда откуда взялись? Срочно построили – или они лазерно-тридэшные какие-нибудь? Но выглядят вполне натурально. И люди выглядят настоящими. И разговаривают. Подойти потрогать? Не людей, конечно, не поймут. Дома на площади. О пристанях да баржах и говорить нечего. А тогда биржи нет – это, надо полагать, антитридэшное? Инвертор в схему добавили? Да ещё мост таким же макаром убрали, чтоб не отсвечивал? Какая-нибудь кинотехнология стелс? Наконец, пацан-то не в джинсах-футболке – в мундире!
Опять же суеты киношной вокруг не видно. Разве кто невидимый виртуальной камерой снимает, внушил мне всю окружающую картину, дал роль, не предупредив и даже не познакомив со сценарием. А наушник – так слова парню суфлируют. Но тогда моя роль в этом фильме – экспромт?
Все эти вопросы устраивают в моей голове столь азартное броуновское движение, что ждать ответов на них просто бессмысленно. Разве что на последний. Значит, самое время этот экспромт начать, инициативу перехватить, свой интерес показать. Не к мундиру, конечно. Может, тогда и режиссёр появится?
– Что слушаем? – киваю в сторону уха.
– Yesterday, а что?
Ишь ты, понял. В тему ответил. Стало быть, подыгрываю:
– Да ничего. Только она ещё не написана. Да и битлы родятся почти через полвека, а их будущим бабушкам сейчас куда как меньше, чем тебе. Кстати, где здесь можно зарядник воткнуть?
– Негде…
Слово прозвучало на вздохе и как бы с некоторым сожалением. Даже руками развёл. Ладно, принимаю тон:
– Догадываюсь, что негде. Электростанцию в городе только лет через семь построят. А ты как зарядил?
– Есть место…
– Понятно, что есть. А всё-таки?
– В гимназии. Там электрическая машина в кабинете физики. Вот я и приспособился. Могу и Вам зарядить, вот только крутить долго приходится. Но на полчаса хватает музыку послушать, звонить-то всё равно некому…
Ну и то дело. Значит, поснимаю если не вдоволь, то хоть сколько-то. Но всё же кто это такой? И если с годом разобрались верно, то откуда и как он сюда попал?
– Слушай, а тебе не кажется, что мы о чём-то не о том говорим? Стоим на берегу Волги в тысяча восемьсот девяносто восьмом году от Рождества Христова, если это действительно так, говорим о битлах и рассуждаем, где мобильник зарядить. Кстати, дай на минутку послушать.
– Пожалуйста.
Всё верно. Знакомые голоса выводят донельзя знакомую мелодию. Вот только нет их ещё. Нет, и всё тут. А сам-то ты есть? Ты ведь тоже родишься чёрт-те когда. Можешь назвать всё это дурацким сном, можешь ущипнуть себя за ухо. Да хоть и не за ухо! Рука чувствует холодную кованую решётку и не находит Новую биржу. Отдаю наушник.
– Будь другом, ущипни меня.
Он пожимает плечами:
– Пожалуйста.
Обычный щипок. Ничего не изменилось.
Однако мальчик неожиданно вежлив. Пожалуйста и на Вы. На гостя из двадцать первого века не похож, там даже вежливость пожёстче. Или уже адаптировался? Видимо, быть нам здесь вместе, и достаточно долго.
– Слушай,
Он протягивает руку. Пожатие ещё не очень умелое, но пытается покрепче. Взрослость показывает.
– Идёт. Никита. Для друзей Ник или Кит. И так и так зовут. Звали. Дома.
– Ну, для кита ты маловат. Так, китёнок ещё. Ника – так лучше.
– Ладно, буду под ником Ника. В игре под названием «Жизнь в прошлом». И долго играть будем?
– Да уж как получится. А по батюшке тебя как?
– А батюшка родится только через семьдесят лет. И потом, меня ни там ни здесь по отчеству никто ещё не величал. Впрочем, однажды было. В прошлом году, когда паспорт получал.
Так, девяносто восемь плюс семьдесят да ещё лет двадцать пять батюшке его от пелёнок собственных до детских добавим… Ну, и его полтора десятка. Вроде бы сходится. Всё-таки из двадцать первого. А вежливость действительно может быть здешним приобретением.
– Стало быть, тебе четырнадцать есть. Я так и думал.
– Через месяц пятнадцать. А Вы?
– Ты.
– Извини.
– Михаил. Миша.
– А по батюшке?
– Но мы же решили быть на ты.
– Да я так просто, ещё не привык. Ты же старше меня.
– Батюшку Дмитрием зовут. Слушай, Ника, у тебя паспорт с собой?
– А что?
– Да просто посмотреть.
– Пожалуйста.
Действительно, настоящий. А что другое могло быть? Фотография, реквизиты все. Регистрация… Ого, в одном доме живём! С разницей в пять этажей и два подъезда. Что незнакомы – понятно. Когда я во дворе играл, его ещё не было. А когда он из песочницы вылез, я уже учиться уехал и бывал дома нечасто. Для детей все взрослые на одно лицо, да и я на кучу мелюзги во дворе внимания не обращал. И на молодых мам тоже не особенно. Разве что коляску до лифта иногда помочь. Вот только родился паренёк почти через сто лет. Странно фраза выглядит – родился через сто лет – а как иначе сказать? Родится? Да вот он передо мной стоит, вполне себе человек, и немаленький, с меня ростом, скоро перерастёт. А сам-то я через сколько лет рожусь? Даже звучит дико – такого слова в языке точно быть не должно.
Голос Ники возвращает меня в реальность:
– Миша, а у тебя есть что-нибудь оттуда?
– Смотри.
Открываю молнию на сумке. Ника вздыхает.
– Паспорт показать?
– Зачем?
Недолгая пауза, которая не хочет затягиваться. Моё любопытство срабатывает первым:
– Ника, а как ты сюда попал?
– Да я и сам не понял. В прошлом году поехал в мышиный музей обычным рейсовым автобусом. Хотели компанией, но она как-то развалилась, а я уже настроился. На полдороге автобус взбрыкнул, сломался и дальше везти не захотел. Ну и мне расхотелось. Одно к одному – сначала друзья, потом автобус… Вместо того чтобы подождать да пересесть на обратный, пошёл вдоль Волги по берегу на поезд. А что, маленькое путешествие, время есть, дорогу примерно знаю. Одному, правда, скучновато, но там всего-то часа два пешком мимо детского санатория, в котором я лет пять назад был, потом через бор и деревни, к вечеру дома буду. По ходу съел пару бутербродов, что в кармане были. Овраг попался, из него тётка какая-то поднималась с большими бутылями, в которых у нас воду продают – оказалось, там внизу родник. Спустился, запил бутерброды, умылся. Воду помню – холодная и вкусная! Прошёл половину – церковь на берегу полуразрушенная, но крест на шпиле колокольни цел, хотя и сильно накренился. Зашёл – интересно же. Росписи вверху видны, да и внизу кое-что осталось. Какая-то арка, ангелы по бокам. Захожу в алтарь. Смотрю по сторонам. Вышел – а уже стемнело. Но не беспокоюсь – лето, не холодно. Позвонил домой, чтобы не волновались – заночую у знакомых. Попроситься к кому-нибудь – так неудобно. Да и пустят ли? Ушёл за деревню, всё-таки на кладбище страшновато как-то. Кусты около леса, трава густая. А в траве хорошо, не видит никто. Даже интересно показалось. Ни разу в жизни ещё просто так в траве не ночевал. Июль, тепло. Сел у большой кочки в мох, как в мягкое кресло. Ночь короткая, почти и не дремал. Так, немного.