Брат мой, враг мой
Шрифт:
Время от времени его охватывала такая ненависть к Дэви, что он весь дрожал, еле сдерживая беспомощные слезы. В эти минуты он прижимал к лицу ладони, будто протирая глаза, на самом же деле с трудом подавлял рвущийся из груди крик: «Поучи меня! Сделай опять таким, каким я был!»
Но надеяться он мог лишь на самого себя, и где-то в темной бездне его отчаяния не угасла искорка решимости: он будет учиться по ночам.
Как ни радовался Дэви возвращению к работе, его радость была похожа ка серебристую утреннюю дымку, которой суждено растаять и исчезнуть в горячем свете наступающего дня, – она висит в воздухе, переливаясь веселым мерцающим блеском, а
Через две-три недели блаженство; которое испытывал Дэви от того, что снова работает в лаборатории, омрачилось назойливым ощущением какого-то неблагополучия – дело подвигалось медленно, хотя, отрываясь от своей бесконечной работы; он неизменно убеждался, что все трудятся на совесть.
Синими и ветреными осенними вечерами он неохотно уходил из лаборатории и садился в машину с таким чувством, будто нарушил какое-то обещание. Сколько он ни уговаривал себя, что причиной того просто его неуемное нетерпение, ему не становилось легче, и успокаивающее сознание, что он наконец-то докопался до трудной, но настоящей истины, не приходило. Дело было в чём-то совсем другом.
Однажды вечером, когда рабочие уже разошлись, он так долго задержался в лаборатории, что Кен, ждавший его в машине, не вытерпел и пришел за ним, Дэви стоял у рабочего стола, сдвинув шляпу на затылок, и задумчиво глядел на прибор.
– Пошли, – сказал Кен. – Оторвись же, наконец!
Дэви кивнул, но меньше всего на свете ему хотелось сейчас уходить из лаборатории. Куда бы он ни взглянул, всюду были недоделки: перегородки возведены только наполовину, водопроводные трубы ещё без кранов, газовая проводка не закончена, схемы не собраны до конца. Он был поражен тем, сколько ещё предстояло сделать, прежде чем они смогут приступить к демонстрации, которая – в лучшем случае – будет означать начало их работы. Дэви понял, что его заставляет уходить отсюда лишь одно: он чувствовал себя виноватым перед Вики. Дни её были ничем не заполнены. Нельзя же требовать, чтобы она и вечера проводила в одиночестве. Дэви вздохнул и вышел вслед за братом с таким чувством, будто он связан по рукам и ногам.
До переезда в Чикаго они с Кеном почти каждый вечер засиживались в мастерской допоздна, а Вики приходила после работы и выискивала себе какое-нибудь дело, стараясь быть хоть чем-то полезной. Сейчас те времена казались яркими и счастливыми; они даже не замечали тогда, что работают, – просто все трое были поглощены одной общей страстью и вечерами делали вместе то, что было для каждого из них самым важным. Впереди простиралась жизнь, сулившая блестящее будущее, и работа вела их прямо к этим далям. И Дэви сейчас остро не хватало чувства разделенной радости при каждой удаче, не хватало прежней тесной близости. Вскоре он убедился, что и Вики тоже тоскует по прошлым дням.
Как-то вечером, когда они обедали вдвоем в итальянском ресторанчике неподалеку от отеля, она сказала:
– Дэви, неужели я никак не могу вам помочь?
– Сейчас – нет, – медленно ответил он; этот вопрос вызвал в нем смятение.
– Дай мне хоть какое-нибудь дело, – взмолилась Вики. – Всё равно какое. Мне необходимо что-то делать. Я привыкла работать. От этих дам в отеле я скоро сойду с ума. – Она грустно засмеялась. – Когда-то мне казалось, что жить в отеле страшно романтично, но, Дэви, это такая бессмысленная жизнь – как в клетке. Ради бога, не заставляй меня водиться с несчастными разведенными дамочками и престарелыми вдовами, которые весь день бегают по коридорам друг к другу в гости, словно это не отель, а пансион для девиц. Им не о чём думать, некуда
Дэви понимал, как велика её неудовлетворенность, но не мог пересилить себя и предложить то, что было ей так нужно. Сознавая тяжесть своей вины, он не решался взглянуть ей в глаза.
– Может, попозже, – уступил он. – После того, как мы проведем демонстрацию. Тогда, конечно, у нас будет контора. А сейчас, честно говоря, ты будешь нам только мешать. Для тебя там не найдется никакого дела.
– Понимаешь, я чувствую себя такой лишней, – продолжала Вики, и на этот раз он пристально взглянул на неё: именно такими словами он мог бы описать свои ощущения в тех случаях, когда её вниманием завладевал Кен и оба, весело смеясь, уносились куда-то в облака, а он оставался на земле, один, и грустно глядел в эту недоступную для него высь. – А хуже всего то, что я знаю – ты прибегаешь вечерами домой, только чтобы не бросать меня одну; на самом же деле ты бы куда охотнее остался в лаборатории.
– Кто тебе сказал? – воскликнул Дэви с неискренним возмущением.
– Так я думаю, – спокойно ответила Вики, ковыряя вилкой еду. – Так я думаю, потому что знаю тебя. Другие всю неделю тянут лямку только для того, чтобы заработать деньги и в свободные часы заниматься тем, к чему их влечет. Тебе же невероятно повезло: ты можешь отдавать своему любимому делу почти всё время. Для тебя нерабочие часы – не отдых, а досадная помеха. И не притворяйся, будто ты такой как все. Да я и не хочу, чтобы ты был таким, как все. – Вики опять вздохнула. – Но как было бы хорошо, если бы Кен включил в свои строительные планы славную трехкомнатную квартирку для нас! Прямо там, при лаборатории, как когда-то было в Уикершеме, только немного получше.
– Ещё бы! – рассмеялся Дэви. – Это была бы единственная квартира в Чикаго с осветительным и силовым рабочим напряжением и кислородно-ацетиленовыми печами!
Вики не улыбнулась, потому что даже не слышала его слов.
– По крайней мере, – продолжала она, – будь у нас собственная квартирка, я бы старалась её обставить – всё-таки занятие!
– Но мы же обсуждали это сто раз, Вики! Разве мы можем заключить договор на аренду, когда у меня ещё нет договора с фирмой? Подожди до демонстрации прибора, – просительным тоном сказал он. – Потерпи ещё немного. Когда нашим делом займутся всерьез, у нас будет всё!
– Может, я поищу себе какую-нибудь временную работу, – сказала Вики. – Лишь бы не сидеть одной сложа руки. Я бы попросила Дуга устроить меня куда-нибудь, но боюсь, что Кен разозлится.
Дэви снова бросил на неё испытующий взгляд.
– При чём тут Кен? Конечно, обратись к Дугу. Ведь он и твой зять, ты же знаешь.
– А где Кен? – спросила она, томимая недовольством. – Почему он не пришел? Может, он сердится?
– Нет. Конечно нет, – быстро сказал Дэви.
– Или завел себе девушку?
– Откуда я знаю? – Дэви не хотелось говорить о Кене.
– «Откуда я знаю»! – передразнила его Вики. – Как будто ты не знал бы первый. Но тогда как же он проводит время?
– Два вечера в неделю он проводит с нами. Боже, какая ты неугомонная!
– Знаю. А остальные вечера?
– Спроси его сама!
– И спрошу, – упрямо сказала она. – Но сейчас не могу, поскольку его здесь нет. А ты передай, что если он не будет показываться чаще, я сама пойду и вытащу его!
И Дэви уже не мог скрывать от себя того, что точило его всё это время.