Брат на брата. Окаянный XIII век
Шрифт:
И новгородцы за свою спесь, заносчивость были жестоко наказаны. Ближе к осени на землю новгородскую упал мороз. Хлебные нивы поникли, невызревшая рожь пожухла и почернела, убирать на полях стало нечего. Цена на хлеб выросла до неимоверных размеров, и его не было. Все меньше и меньше возов с зерном приходило в город, а к первым осенним заморозкам хлеба не стало вообще. Лавки новгородских купцов, заваленные завезенными за лето товарами, обезлюдели. Да и зачем кому-то железо или заморские ткани, коли есть нечего. Голод и смерть распростерли свои страшные руки над городом.
Вече бушевало уже полдня, ибо новгородцы
–Чего мы ждем? – взойдя на степень, кричал молодой купец, взывая к новгородцам. – Надо собирать полки и идти на Ярослава. Этот выродок Всеволодов решил поставить нас на колени. Не бывать этому! Еще никому не удавалось покорить Новгород!
Купца на помосте сменил боярин Лавр Никитич. Сегодня уже никто не смеялся над его торчащим животом и путаной речью. Новгородцам было не до смеха.
–Хорошо Михалке в войско народ звать, – кивнул он на сошедшего со степени молодого купца, – вона рожа какая справная да красная. Видно, припас хлебушко на черный день. А останним каково? Мужики от голода еле ноги волочат! Им ли на Ярослава походом идти? – И, уже обращаясь к притихшему народу, сказал: – Ноне не до гордости. Женок, детишек от голодной смерти спасать надобно. Как ни горестно, как ни тяжело, а придется кланяться князю Ярославу.
В полной тишине, тяжело дыша, покряхтывая, спустился Лавр Никитич со степени. Помост долго пустовал. Правда, открывшаяся каждому в своей неприглядной наготе, поражала жестокостью и безысходностью.
На степень поднялся посадник новгородский Юрий Иванкович. Поклонившись поясно народу, он глухо произнес:
–Правду баял Лавр Никитич. Не гордыми, но смиренными должно предстать нам перед князем Ярославом. Просить его слезно о возвращении в Новгород.
В Торжок отправились бояре: Семен Бориславич, Вячеслав Клемятица, Якуна Зубец. Князь Ярослав их принял, выслушал и, усмехнувшись, произнес:
–Никак Господин Великий Новгород смирил гордыню свою и просит о милости? Но еще не время… Я дождусь того, что вы на коленях умолять меня будете принять вас под свою руку! – И, обращаясь к гридям, приказал: – Бояр новгородских – в поруб! В темнице все занято купцами да пришлыми мужиками. А в порубе им самое место! Стольный город ноне не Новугород, а Торжок!
Ярослав, глядя на поникших новгородцев, хохотал долго и от всей души.
Голод в Новгороде усиливался: кадь ржи стоила по десяти гривен, овса – по три, воз репы – две гривны; работный ремесленный люд ел сосновую кору, липовый лист, мох; в отчаянии отдавали детей в вечное холопство, продавали иноземным купцам за краюху хлеба; на торгу, по улицам валялись трупы, их некому было убирать. Лишь собаки да вороны, сытые от мертвечины, лениво тявкали и каркали над обглоданными трупами, наводя ужас на живых.
Долго и тревожно гудел вечевой колокол. На совет пришли немногие. По решению веча в Торжок отправились посадник Юрий Иванкович, бояре Степан Твердиславич и Микифор Полюда. Ярослав выслушал новгородских послов и тоже приказал
–Что еще скажешь? – требовательно спросил князь. – Так ли голодно в Новгороде, как говорил о том посадник?
–Так, князь. Я за свою жизнь немало смертей видел, но то, что деется в Новгороде, страшно. Кругом мертвые, а те, кто еще жив, тенями бродят по заваленному снегом городу. Наши пока держатся: и Олекса, и Твердислав Михайлович, и Сбыслав Смена, и Хота Григорьевич. Дворы бояр крепки, и припасов у нас вдосталь. У княгини, жены твоей, ни в чем нужды нет, но есть опасения, что новгородцы, озлобившись, учинят разбой, пойдут на княжеские палаты.
–Хорошо. – Ярослав в раздумье зашагал по горнице. Приняв решение, он остановился перед боярином Микифором. – Вот что: тебе в помощь я дам двух бояр. Вернешься в Новгород и тайно вывезешь из города княгиню.
Через неделю перепуганная, но счастливая дочь Мстислава Удалого упала в объятия Ярослава.
Встревоженный противостоянием князя Ярослава и Великого Новгорода, Юрий поспешил в Торжок. Город был неузнаваем: в короткий срок он разросся, расстроился, был наводнен торговым людом и товаром. Зная, что происходит в Новгороде, и глядя на нагромождения возов с хлебом, Юрий Всеволодович все больше и больше мрачнел.
Ярослав встретил брата на крыльце большого, рубленного из светлой лиственницы дома. Он был весел, радушен и гостеприимен. За трапезой Юрий не удержался и с раздражением спросил:
–Скажи, брат, как намерен ты поступить с Новугородом? Город вымирает, и в твоих руках дать ему жизнь.
–Эка невидаль, перемрет народец новгородский! Чего их жалеть? Сколь славных князей с позором изгнали они из города, сколь бояр неугодных им бросили в Волхов, а дворы их разорили! Нет, брат! Я пожду еще. Пока на коленях, с веревками на шеях не приползут умолять меня прийти в Новугород. И чего бы мне ни стоило, я заставлю их забыть вече!
–А ежели не приползут? Некому ползти будет. Вымрет народ. Что тогда?
–Этих посажу в Новугороде, – кивнул Ярослав на окно. – Видел, сколь народа в Торжке? Надо будет, из Переяславля привезу мужиков, с малых городков.
–Как бы все это бедой не обернулось. Крепки в коленях новгородцы, от веча не отрекутся. Могут призвать на стол Лешку Белого или Мстислава Мстиславича.
–Лешку не боюсь, а тесть мой супротив меня не пойдет. Так что не тревожься, все уладится.
–Дай-то Бог, – вздохнул Юрий. – Тяжело здесь, – прижал он руку к груди. – Чует сердце беду, да не знает, с какой стороны она подкрадется.
3Несколько дней уговаривало посольство новгородское князя Мстислава Удалого прийти на новгородский стол. Князь понимал, что прийти в Новгород – это значит пойти против Ярослава, а того поддержит Юрий Всеволодович. Опять князь на князя, опять кровь, слезы вдов и сирот. С приходом старости князь Мстислав все болезненнее стал ощущать, как слабеет Русь от междоусобиц, как нищают города и от безлюдья зарастают травой пашни, как поднимают голову враги и все чаще разоряют порубежье. Но позволить, чтобы вымер город, которому долгие годы служил его отец Мстислав Храбрый и он сам, допустить не мог. И князь согласился. Собрав дружину, нагрузив два обоза хлебом, Мстислав выступил из Торопца.