Брат на брата. Окаянный XIII век
Шрифт:
–А вон и сам хан Бату появился, – показал воевода Коловрат в сторону группы всадников, поднявшихся на противоположный холм.
–Почто знаешь? – недоверчиво произнес один из дружинников.
–Видишь белое полотнище с кречетом? То знамя татарского хана. Ну, други мои, теперь держи ухо востро, навалятся так, что только поворачивайся.
–Ништо, выдюжим. Чай, не впервой! У-у-у, ироды! – угрожающе погрозил кулаком горой возвышающийся на коне широкоплечий чернобородый воин. – Косточки-то пересчитаю! Дай только доберусь до вас!
Неожиданно из-за ближайшего леска вывернулась татарская конница. Поначалу всадников было сотни три-четыре, но вскоре лавина метров четыреста по фронту надвинулась на холм, оплот малочисленной рязанской дружины воеводы Коловрата,
–Никак по мою душу! – засверкал глазами Коловрат, кивнув в сторону приближающегося на рысях могучего всадника в кольчатом доспехе, сияющем позолотой нагруднике и шеломе. – Не иначе хан, – уверенно произнес он.
–Дозволь мне сердце потешить? – преградив путь воеводе крупом лошади, прогудел чернобородый детина, но Коловрат, возвысив голос, распорядился:
–Дайте проход! И коли не осилю мунгола, то вместо меня поведет вас на Батыгу Данила Рябый!
Выхватив меч и свистом разгорячив коня, воевода устремился к татарскому поединщику. Тот, увидев, что вызов принят и именно тем, против кого он был направлен, обжигая коня плеткой, понесся навстречу. Словно два смерча, столкнулись воины, закружились в смертельном танце, зазвенели мечами, загремели щитами, отражая неимоверной силы удары. Поединок был стремителен и короток. Отразив очередной удар кривого татарского меча, Коловрат привстал на стременах и обрушил свой меч на татарина. Словно сквозь масло прошла закаленная сталь через доспехи и тело, развалив его на две половины. Так завершил свой путь лучший темник хана Батыя именитый богатырь Хостоврул.
Раздосадованный смертью темника и гибелью нескольких тысяч воинов тумена Басар-хана, Батый приказал своему любимцу и главному военачальнику Субудай-багатуру убить русских воинов. Тот направил против горстки рязанцев три тысячи всадников. Татары ринулись со всех сторон на рязанцев, но вскоре отхлынули, словно волна, оставив несколько сотен ранеными и убитыми у подножия холма. Тогда на непреклонных русских богатырей обрушилась лавина стрел. Небо почернело от их множества. Но и это мало что дало татарам: рязанцы прикрылись большими щитами. Видя, что воины гибнут, хан Батый приказал уничтожить русских дружинников пороками. Вскоре на холм полетели огромные камни и каменные ядра, круша, ломая, калеча, от которых ни закрыться щитом, ни увернуться. И тогда воевода Коловрат сделал самое верное: он повел своих воинов вперед. Гибли рязанцы, но и падали в кровавый снег татары. Только пятерых дружинников удалось захватить в плен. Когда их подвели к хану Батыю, то он, оглядев русских воинов, спросил, указав плетью на лежащего в окружении убитых им татар воеводу:
–Как имя этого отважного воина?
–Евпатий Коловрат – рязанский воевода, – был ответ.
Обернувшись к своим военачальникам и сановникам, хан сказал:
–Жаль, что нет в моем войске такого багатура. Ежели бы он служил мне, то держал бы я его у самого сердца, – и, обращаясь к пленным, добавил: – Своего князя предайте земле по обычаям отцов. Он достоин такой чести!
Стольный град Владимир
1Страшные, безутешные вести приходили в настороженно замерший Владимир. Вслед за Рязанью пали Пронск, Ижеславль, Коломна, Москва. Княгиня Агафья денно и нощно простаивала в соборе, моля Господа об обережении сына Владимира, уехавшего защищать Москву. Неделю тому вернулся в стольный град Всеволод, приведя с собой три десятка воинов – все, что осталось от почти тысячной дружины, посланной великим князем к порубежью. Не было вестей от Юрия Всеволодовича, и это больше всего тревожило немногочисленных защитников города, возлагавших большие надежды на великого князя. И только старый воевода Петр Ослядюкович, оставленный Юрием Всеволодовичем вместо себя, еще больше согнувшийся под тяжестью ответственности, был спокоен. Он знал, что стольному городу не выстоять под напором татарских туменов, и думал только о том, сколь достойнее принять смерть и чтобы эта смерть была не напрасной. Того малого войска, что осталось
В ночь на 4 февраля 1238 года разыгралась слепая метель, а когда утром пятого ветер стих и сквозь серые тучи проглянуло солнышко, на краю Раменского поля напротив Золотых ворот замаячили фигурки всадников. Это были татарские дозоры. Вскоре ханская конница широкой волной прихлынула к городу, заняв все поля в округе, перелески и даже обрывистые берега Клязьмы и Лыбедя.
Надрывно гудел сполошный колокол. Владимирцы поднялись на стены. На смотровую площадку башни, что стояла у самых Золотых ворот, взошла княгиня Агафья со снохами. Здесь уже находились князья Всеволод и Мстислав, воеводы, поддерживаемый чернецами, у самой бойницы стоял епископ Митрофан. Утирая слезящиеся от яркого солнечного света и белого снега глаза, он мелко крестился, причитая:
–Спаси и сохрани, Господи.
–Что скажешь, Петр Ослядюкович? – обратилась княгиня к воеводе. Тот, крякнув в седую бороду, выделяя каждое слово, весомо ответил:
–А что сказать, княгинюшка? Сама видишь: ворог силен и нет ему числа. Но, Бог даст, продержимся до прихода великого князя Юрия Всеволодовича.
Княгиня перевела взгляд на сыновей. Те стояли рядом, плечо к плечу, бледные и, как ей показалось, растерянные. Снохи тоже были бледны и испуганны.
–Никак посольство! – обернувшись к стоявшим на площадке Всеволодовичам, воскликнул один из находившихся в башне дружинников. – До полусотни!
–Прикажи, чтобы не метали стрел в послов! – распорядился Всеволод Юрьевич и, стремясь получше разглядеть татарское посольство, перегнулся в оконном проеме. – Судя по одеже и лошадям, татарва звания не простого.
Не доезжая тридцати шагов до Золотых ворот, всадники остановились.
–Эй, урусы! Где ваш царь Юрий? Почему он не выходит приветствовать великого Джихангира, не несет ему даров и свою покорность? Может, он не знает, что сам хан Бату пришел в его земли? Так скажите ему об этом, – кричал толмач, а татары весело хохотали, тыча рукоятями плетей в сторону городских башен и стен. – Великий хан милостив только к покорным!
Покричав безответно еще немного, татары ускакали к своим кибиткам и разбиваемым шатрам, а к воротам направилось еще двое конных, тащивших на аркане третьего. Когда они подъехали достаточно близко, княгиня Агафья обмерла, узнав в черном от копоти, окровавленном, в изорванном кафтане сына.
–Мой Бог! Владимир! Да что же они с тобой сделали, изверги?!
Толмач, горяча коня плеткой, выехал вперед и, приложив ладонь ко рту, чтобы было слышнее, прокричал:
–Великий хан дает вам время до полудня на раздумья. Коли не покоритесь его воле и не откроете ворот, с каждым будет вот так!
Он выхватил кривой меч и, закрутив коня, обрушил его на голову плененного князя Владимира. Ропот негодования и душераздирающий крик княгини Агафьи повисли над Раменским полем.
Вечером большая группа всадников несколько раз объехала город. Татары высматривали, сколь защищен Владимир, насколько крепки его стены и как глубок ров. На следующий день под стены города было согнано несколько тысяч пленных, и те под ударами плетей и палок в короткий срок обнесли Владимир бревенчатым тыном. По замыслу хана Батыя ни один горожанин не должен был покинуть города. А утро шестого февраля было оглашено барабанным боем и ревом труб. Хан Батый отдал приказ о начале штурма. Тумен за туменом, волнами, шел на стены стольного города и откатывался, неся потери. Зная, сколь богат Владимир, хан запретил забрасывать город горючим маслом и огненными стрелами. После полудня татары подкатили к стенам телеги с огромными бревнами, висящими на кожаных ремнях, и приспособления из бревен, бревнышек и большущей ложки, перетянутой крест-накрест то ли волосяными веревками, то ли лошадиными жилами.