Брат Посвященный
Шрифт:
Объяснения монаха изумили Комавару. «В этом путешествии каждый день сталкиваешься с невозможным», — подумалось князю. Он снова уставился на руки Суйюна, словно в них крылась разгадка фокуса.
Один из поверженных Суйюном дикарей перекатился на спину и застонал. Комавара быстро подошел к нему и связал своим поясом. Князь дрожал от ярости и еле сдерживался, чтобы не прикончить беззащитного. «Они грабят мою страну, — думал он, — они лишили жизни близких мне людей, моих родных; они никогда не оставят нас в покое». Князь туго затянул узел, а
В куртке дикаря они нашли кинжал, нож для снятия шкур и кошель. Других вещей у него при себе не было.
— Надо бы их связать, брат, хотя я не знаю, что с ними делать.
Суйюн вернулся к тем двоим, с которыми дрался Комавара, и обнаружил, что они мертвы. Ненависть в глазах юного князя поразила его. Короткая молитва о душах варваров и прощении — все, что он мог сейчас сделать.
Первый из связанных дикарей пришел в сознание и теперь в страхе переводил взгляд с монаха на князя. Суйюн увидел, что, несмотря на залегшие на загорелом лице морщины, дикарь вовсе не стар. Мальчишка, подумал Суйюн, не старше их самих, а то и моложе.
— Посмотри-ка, Суйюн-сум, — промолвил Комавара и протянул руку. В кошеле варвара князь нашел золотые монеты — точно такие же были у дикарей, напавших на Сэй в последний раз: квадратные, прекрасной чеканки, с круглым отверстием посередине.
— Грабить их заставляет не нужда, — сказал князь — с нескрываемым презрением.
Суйюн кивнул.
— Они говорят на языке хадза-маль, наречии охотников западных степей. Не знаю почему, но они сильно удалились от своих земель.
— Это не охотничьи клинки, Суйюн-сум. К тому же при них нет ни копий, ни луков. Только это. — Комавара взвесил на ладони нож для снятия шкур. — Интересно, на кого они охотятся?
Монах обернулся к варвару и спокойно обратился к нему на его родном языке.
— Почему ты напал на нас, кочевник? — спросил он. — Мы не собирались причинять тебе вред.
Варвар молча смотрел то на Суйюна, то на Кома-вару, пока князь не выставил меч на изготовку. Дикарь вперил глаза в лицо князю и заговорил — тихо, без гнева и негодования в голосе.
— Он говорит, что они последовали за Гензи, своим предводителем — одним из тех, что наткнулся на ваш меч, князь, — перевел Суйюн. — Гензи хотел напасть на нас, а они были против этого.
— Почему?
Монах терпеливо задал вопрос.
— Он говорит, что не знает, но явно лжет.
— Каким словом у них обозначается ложь? — спросил князь.
— Малати.
Комавара приставил острие меча к шее дикаря и повторил:
— Малати.
Варвар снова заговорил, быстрее и другим тоном.
— Гензи был нужен наш «ботара дену» — кажется, так. Приблизительно это означает что-то вроде «камень силы». — Суйюн сунул руку под одежду, извлек нефритовый кулон на цепочке и показал его варвару. Глаза дикаря расширились, и он энергично закивал, насколько позволяло приставленное к горлу лезвие. — Он говорит, они убеждали
— Что Гензи собирался делать с камнем? — спросил Суйюн и снова прислушался к словам пленника.
— Он хотел подмазаться к хану, которому нужна сила камня, — перевел монах. — Эти люди — члены племени, которое не поддерживает хана. Он утверждает, что в обмен на «ботара дену» они рассчитывали получить от хана золото. Похоже на полуправду, князь.
Комавара опустил меч.
— Лучше пусть лжет, Суйюн-сум. Мы скорее узнаем истину из его лжи, чем докажем ему важность правды. Спроси его, откуда золото.
Суйюн обратился к варвару, и тот с готовностью заговорил,
— Он сказал, что люди хана платят им за лошадей, но это тоже неправда. — Инициат задал еще один вопрос. — Он говорит, что никогда не совершал набегов на Сэй. Кажется, он не врет.
Не дожидаясь следующего вопроса, варвар что-то залопотал. Комавара видел, что тот явно нервничает.
— О чем он, брат?
— Налетчикам тоже раздают золото. Это награда за храбрость и плата за то, что они не похищают сэйянских женщин. Хан запретил увозить их.
— Странно.
— Он твердит, что заработал деньги честной торговлей и что ничего не имеет против жителей Сэй.
Комавара презрительно фыркнул, отчего дикарь вздрогнул. Его взгляд метался между Суйюном и мечом князя.
— Итак, где же он взял монеты, если не получал их от хана?
— Думаю, он просто разбойник, князь Комавара. Кому-то из враждебного племени не повезло.
— Спроси его, пожалуйста, кто этот хан и откуда берет золото.
Суйюн вполголоса заговорил на языке дикаря, тон которого сразу переменился: теперь в нем слышался благоговейный ужас.
— По его словам, хан — сын бога пустыни. Он сильнее двадцати воинов и голыми руками выжимает из камней золото, чтобы вознаградить достойных. Сильные мира сего боятся хана, даже император Ва платит ему дань и пообещал отдать ему в жены своих дочерей. Хан нашел священное место, где захоронены кости дракона. Это место называется «Ама-Хадзи» — Сердце Пустыни. Никто не выстоит перед ханом; все мужчины — его слуги, все женщины — его наложницы.
— Этот дикарь — совершенный безумец, — выразил свое мнение Комавара.
— Вряд ли, князь. К тому же он явно верит в то, что нам рассказал. Природа иных религий, за исключением Истинного Пути, зачастую глубоко влияет на умы людей и уводит их прочь от Ботахары. Немногие способны отыскать Путь среди сотен ложных дорог. Путь извилист и труден; на нем нет ни золота, ни готовых ответов.
— Дикари, — пожал плечами Комавара. — Что будем делать с этими? — Он указал на собратьев пленника, уже начавших подавать признаки жизни.
Суйюн снова обратился к связанному варвару, и тот принялся что-то рассказывать. Он говорил серьезно и долго. Суйюн слушал его, изредка кивая, и не переводил, пока дикарь не умолк.