Брат жениха. Поверь мне снова
Шрифт:
— Мой, — ответил я, вцепившись в её руки так, словно они мой спасательный круг, словно если она их отнимет сейчас у меня, я немедленно умру.
— Ты же не верил! — всхлипнула она, не оставляя попыток избавиться от моих прикосновений и раня меня этим ещё глубже. — Тест ДНК ждал... Что изменилось?
— Я знаю, что ребёнок был моим, — ответил я, набравшись сил посмотреть в её карие глаза. — Я теперь всё знаю, Лин.
— Что всё? — непонимающе уточнила она.
— Как всё было... — винился я. — Знаю, что ты ни в чём не виновата.
Она
Блядь, у нас с Линой может быть хоть когда-то всё просто и легко? Роковая женщина для меня, роковые отношения и роковая любовь. Что бы она сейчас ни делала и ни говорила — я не отпущу её.
— Я вспомнил о бутылке, — продолжил я, решив поделиться с ней тем, как обнаружил правду. — Я уже давно сомневаюсь в том, что увидел всё верно, искал доказательства. Марк исчез, он бежал от нападок кого-то, поговорить с ним я не мог, но вспомнил, что он, кажется, без бутылки был, когда мои парни его выкинули на улицу избитого. И нашёл эту бутылку под диваном... Клининг подкачал, и под диваном не пылесосили недели две, вода так и валялась там с тех пор, как закатилась туда в тот злополучный вечер.
Она снова заёрзала на кровати, и в её глазах появились стыд и боль. Лина понимает, что это было самой настоящей попыткой изнасилования, и переживает это всё снова. Я мягко сжал её руки. Даже если она не хочет меня чувствовать, я пытался сказать, что я с ней и поддерживаю свою девочку. Да, я виноват, но я заслужу прощение.
— Я отвёз эту бутылку на экспертизу, и в лаборатории мне объяснили, что там за дрянь и как она влияет на организм. Прости меня, родная... Прости, что не захотел выслушать. Но ты и меня пойми... Я ведь всё видел сам, не кто-то мне передал, а сам! И это было... Я там чуть не сдох от боли, когда увидел… вас.
В её глазах мелькнула жалость ко мне. Это не то, что я люблю читать в ее прекрасных карих глазах, но хотя бы какая-то эмоция...
— Ты мне ничего почти не отвечаешь... — сказал я, не дождавшись её ответа.
И снова в ответ тишина. Получается какой-то монолог одного актёра...
— Ну ладно, тогда просто слушай, — заговорил я опять, нарушая тишину палаты. — Экспертизу я провёл уже сегодня. Марка мы накажем, я уже обратился в прокуратуру и хочу, чтобы его наказали по полной. Ты дашь показания против него, Лин?
— Да, — кивнула она. — Только если мне не нужно будет там слишком много появляться.
— Мы придумаем что-нибудь. Ты, главное, подпиши записанное.
— Хорошо...
— Девочка моя... Натерпелась ты снова, — попытался я провести пальцами по её щеке, но Лина снова от меня просто отвернулась.
Снова образовалась неловкая тишина. Я просто не знаю, как сломать эту стену, которую теперь возвела Лина вокруг себя от меня. Может быть, ей потребуется на это какое-то время... Мне придётся набраться сил и терпения. Она остынет
— Я хочу, чтобы ты знала, — пытался я поймать её взгляд, но безрезультатно. — Я поверил, что ребёнок мой, ещё до экспертизы. Я верю тебе, Лина.
— Я рада, что ты всё понял, — ответила она наконец. Потянула руки снова. — Отпусти, Марат... Ну, отпусти.
Я разжал пальцы, и её руки выскользнули из моих, забирая с собой тепло и нежность.
— Тебе так противны мои касания, Лин?
Она подняла на меня глаза.
— Я не хочу, чтобы ты прикасался, — сказала она. — И хочу развода.
— Лин, — ответил я. — Ну подожди, ты просто... Тебе сейчас больно, я понимаю. Но такие шаги не делаются ведь с...
— Я хочу развода, — твёрдо повторила она, глядя в мои глаза. — Я не хочу жить с тем, кто болен комплексами прошлого и не верит собственной жене. С тем, кто мечтал у матери отнять детей, полагая, что так им будет лучше, а всех женщин считает шлюхами, потому что его предавали другие. Я — не другая, я — не все! Но теперь не надо больше мне верить, Марат. Можешь думать что хочешь. Это даже не поздно... Не бывает поздно, бывает, что уже не надо. С меня хватит, Марат.
Права?
Безусловно. Она просто перегорела ждать и надеяться. Она просто устала.
Больно слушать?
Да сдохнуть хочется, насколько больно.
Неужели это конец? Конец нашей семьи и любви?
Неужели она в самом деле никогда меня не простит?
Возможно… Но я всё равно буду пытаться.
В горле так жгло, будто я сейчас сам разрыдаюсь как пацан. Адская боль, невозможно её выносить... Говорить просто не мог — ком в горле мешал.
Я всё сделал сам. Своими руками. Первым бросил ей в спину кирпич. Так чего я жду теперь?
— Живи своей жизнью, Марат, а я буду жить своей, — продолжила она говорить, глядя куда-то в сторону. — Но детей я тебе, конечно, не оставлю насовсем, но ты всегда можешь их навещать или брать на выходные. Из твоего дома мы съезжаем. У меня есть материнский капитал, а у отца — небольшие накопления, мы продадим его дом и купим один хороший и большой для нас.
Держать её смысла нет. Сейчас голос интуиции подсказывает, что я должен отпустить её, дать время прийти в себя, успокоиться, возможно, соскучиться по мне. Давить на неё и требовать что-то в такой ситуации глупо и недальновидно. Ничего, мы потом всё наверстаем...
Я встал на ноги и прошёлся по комнате. Оглянулся на неё.
— Если ты решила уйти от меня, то дом я вам оставлю. Я уйду сам. Это твой дом и дом моих детей. Неужели ты думаешь, я позволю вам жить неизвестно где, а сам буду в огромном коттедже один? Папу туда позови, если хочешь, я не против. Завтра же я отпишу этот дом тебе и надеюсь, ты не начнёшь отказываться. Это не только для тебя, но и для дочери с сыном.
— Не буду отказываться, — ответила она. — Детям лучше дома, а насчет тебя мы скажем, что ты очень много работаешь. Они к этому привычные.