Брать живьем! 1919-й
Шрифт:
– Григорий Иваныч, – сказал я, поставив пустую кружку на стол. – Могу я взять с собой миловидовскую записку?.. Попробую разобраться.
– Бери, может, что получится… Ключ-то от дома на месте после лесных приключений?
– Что удивительно, в кармане! – улыбнулся я, нащупав ключ.
– Право, хоть авантюрный роман пиши!.. Кстати, не просматривал мою писанину?
– Некогда, Григорий Иваныч. Каждый день голова кругом!
– Оно понятно, носимся как угорелые!.. Да-а, досталось тебе, парень, ох досталось!.. Ладно, ступай, поспи немного.
Взяв
Проснулся я около девяти утра. Вспомнил, что наступило 7 сентября. Достав из кармана обрывок записки, присмотрелся к окончаниям двух строк – «ит» и «ыг». Что было написано на листке? Какие слова?.. «Видит», «cидит», «булыг», «дурыг», «мурыг»… Нет, тут будешь век разбираться и не черта не поймешь!
Бросив записку на тумбочку и умывшись, я выпил чаю с бутербродом и оделся в гимнастерку и галифе. Нацепив оружие и закрыв дверь на ключ, постучался к Лидии. При виде меня девушка улыбнулась, в ее больших карих глазах блеснули яркие искорки.
– Данила, как хорошо, что с тобой все в порядке. Слава Богу!
– А со мной должно было произойти что-то плохое?
– Не знаю, товарищ Светловский вчера вечером дважды стучал в твою дверь.
Я улыбнулся. Видимо, мой начальник не смог скрыть озабоченного состояния. А женщины – создания сверхчувствительные, они это считывают на раз.
– Служба такая, порой она бывает опасной… Прогуляемся сегодня к концу дня по проспекту?
– Я не против.
– Все, договорились.
Я вышел на улицу и пешочком прошвырнулся до Нижнего парка. В читальне мне предложили несколько газетных подшивок. Я сел за свободный стол и с головой ушел в чтение. Объявления попадались разные: об обязательной сдаче огнестрельного оружия, о распродаже старых журналов, о расторжении брака, но ни одно из них не возбудило у меня подозрений.
Просидев в тиши читальни до одиннадцати, я вышел наружу, чтобы глотнуть свежего воздуха, как вдруг за оградой парка заприметил знакомую фигуру. Вверх по тротуару в кожанке и галифе важно вышагивал Тальский. До конца убедившись, что зрение меня не подводит, я оставил лавочку, выскочил из парка и увязался за ним, выдерживая нужное для слежки расстояние.
Хм-м, куда это направляется заместитель Маркина? В бывший дом директора курорта? Прошел мимо… В бывшую гостиницу? Совсем нет… Ах, вот оно что, в Монастырскую слободу!.. Уж не к Рукавишникову ли в гости намылился милицейский начальник?.. К нему, что я сдох!
Тальский постучал в дверь своего подчиненного, проговорил что-то и вошел внутрь. Я хотел было на свой страх и риск среди бела дня перепрыгнуть через ограду и подслушать разговор, но решил пройти дальше по улице. Визит важного милицейского чина продлился считанные минуты. Выйдя из дома, он похлопал себя по карману и, бросив короткое замечание Рукавишникову, отправился в обратный путь.
– Эге, похоже, Тальский приходил за мздой… А не пугнуть ли эту скотину, Рукавишникова, по-настоящему? Так, что б задрожали коленки?»
Желание было столь велико, что я отбросил сомнения и постучался в нужную дверь. Рукавишников пробубнил что-то невнятное и открыл ее.
– Зачем приходил сюда Тальский? – грозно произнес я с порога. – За своей долей драгоценностей?
На лице хозяина дома мелькнул испуг.
– Что… что такое, Нечаев? – сипло замямлил он. – Ты о чем?.. Ка-какие драгоценности?
Я выхватил из кобуры наган и наставил на него.
– Вчера опять покуражился со своими дружками?.. Куда захавал награбленное, гад?
Тот, отступая в сени, каким-то шестым чувством понял, что я блефую.
– Какое такое награбленное? – вскричал он своим простуженным голосом. – Да чего тебе надо, Нечаев?.. Опять приперся без ордера? Обязательно пожалуюсь товарищу Маркину! Чего там Маркину, напишу в Тамбов! Что же это такое, ни с того, ни с сего лезть в дом к честным людям!..
– Уходи отсюда! – взвизгнула хозяйка, прячась за спиной мужа. – Замучил!
Я понял, что и на этот раз пройдоха выйдет сухим из воды. С досады рубанул воздух рукой и громко сплюнул. Схватил затем в сердцах лежавший на лавке в сенях саквояж и, что было сил, пнул его ногой, словно футбольный мяч. Он пролетел через крыльцо и, вращаясь в воздухе, упал на песчаную дорожку. Мне показалось, что при падении из него вылетела какая-то крохотная блестящая вещица. Я кинулся к саквояжу: рядом с ним среди песчинок, блестя на солнце, лежала золотая сережка! Зацепилась ли она за что-то, была ли в саквояже прореха, но доказательство преступления было на лицо. Мне хватило секунды, чтобы приставить вороненый ствол ко лбу Рукавишникова.
– Где прячешь ценности, скотина? – рявкнул я, показывая сережку. – Пристрелю как собаку! Считаю до трех – раз, два…
– Господи, Боже мой! – заголосила хозяйка.
– Cкажу, все скажу! – засипел подонок. – Только не стреляй! В спальне они, под кроватью две доски поднимаются.
– Тальский приходил за мздой?
– Да… Он прикрывает нас…
– Кого – нас? Кто у тебя в подручных?
– Милиционер Кругликов и бывший мещанин Cелезнев.
– Значит, хищение художественных ценностей Заградского тоже на вашей совести?
– План разработал Белый, Тальский с помощью Кругликова помог его осуществить. Кругликов вынул чеку с колеса подводы Батейкина, когда ходил в конец обоза за выпавшей курительной трубкой.
– Вы, что, состоите в бандитской шайке?
– Мы сами по себе.
– Кто подговорил залетного бандита напасть на меня среди ночи?
– Тальский. Сказал, что ты опасен.
– По его приказу мне подбросили картину со статуэткой?
– Да.
– Ты погубил Трутнева?.. По своей инициативе или Белый попросил?