Братишка, оставь покурить!
Шрифт:
Повторюсь: тут странная война. По большому счету, по-настоящему боевыми частями и подразделениями можно считать только элитные формирования, вроде «Ласте» («Ласточки») или «Црни лобудови» («Черные лебеди») у мусульман или «Серебряные волки» у сербов. Ну и мы, добровольцы здесь и наемники там, естественно. Скажу без излишнего хвастовства и с искренним уважением к противнику: там, где лоб в лоб сходились пришлые (за деньги или из принципа) вояки, именно там чаще всего и происходили самые ожесточенные бои. Я ошибаюсь? Быть может. Но только такое убеждение со мной разделяют многие наши добровольцы…
—
— Что? — очнулся я от размышлений.
Вокруг природа — заглядение. Изумительные горы, покрытые чудным лесом, чистые горные ручьи… Не случайно же здесь вокруг расположены прекрасные курорты — Дарувар у подножия горы Папук, Липик у реки Пакра, Баня-Вручица недалеко от горы Добой… Раньше сюда люди со всего света приезжали отдыхать. А теперь…
Теперь тут люди друг друга убивают. Что же это за животное такое, человек, которое свою историю числит только по датам войн и битв?
— О чем думаем?
Тебе этого не понять, парень. Во всяком случае пока. Со временем, когда твоя жизнь за экватор перевалит, когда цену любви и предательства познаешь, детей нарожаешь — вот тогда… Да и то кто его знает, может, и тогда не поймешь мои нынешние мысли.
Потому я говорю совсем иное:
— Ленька, а ты знаешь кого-нибудь из наших, которые тут погибли?
Кочерга с сомнением пожимает плечами:
— Не знаю. Может, кого и знал… Наших тут не так уж много, да все в разных местах служат… Может, из тех, кого встречал, уже и нету.
Может, и нету… Случись что-то с любым из нас, через полгода и про нас будут говорить так же — не знаю, мол, может, когда и встречал…
К слову, а сколько тут нас и в самом деле? Право же, было бы любопытно узнать. Хорваты объявили, что русских добровольцев в Сербской Краине полторы тысячи человек. Мусульмане числят до 5 тысяч. Но я думаю, что эти данные значительно завышены — за все годы войны вряд ли через эту землю прошло больше, чем 500–600 добровольцев из республик СНГ. Может, до тысячи, да и то вряд ли. При этом не секрет, что моджахедов и наемников на стороне мусульман воюет в несколько раз больше.
Вообще, состав приехавших сюда искателей приключений, как с одной стороны, так и с другой, довольно разнообразен. Скажем, болгары есть и с одной стороны, и с другой. Да и не только болгары — тут всякой твари по паре. Причем, по паре по разные стороны линии фронта.
Наверное, не то что докторскую степень — нобелевскую премию можно заполучить, если кому-то удастся объяснять этот феномен: почему люди едут хрен знает куда защищать невесть какие идеалы неведомо во имя кого. У каждого своя судьба, у каждого свои взгляды, у каждого интересы или побудительные стимулы…
Только додумать эту мысль я не успеваю. Машина вильнула в сторону, объезжая рытвину, съехала с наезженной колеи. Мы с Ленькой переглянулись. Поняли друг друга.
Тут война в значительной степени минная. Так что передвигаться на колесах куда надежнее по накатанной колее, тропинке и не дай Бог по траве. Там того и гляди могут оказаться мощные противотанковые или противотранспортные мины. Или куда более распространенные «паштеты» или «кукурузы». Так
Сейчас в мире ширится движение за запрещение противопехотных мин. Одним из главных инициаторов движения была скандальная мученица — английская принцесса Диана. Было бы здорово, конечно, если бы такое состоялось. Да только вряд ли реален такой всеобщий запрет. Слишком это эффективное оружие при крайней простоте производства и применения. Только за последнюю четверть века на земле произведено более 225 миллионов наземных мин, в том числе около 190 миллионов противопехотных. Делают их примерно 100 компаний в 55 странах мира. Стоимость производства каждой мины чаще всего просто смехотворная — иной раз до десяти долларов. Так и получилось, что на сегодняшний день в земле закопано до 110 миллионов взрывоопасных предметов.
Жуткая цифирь, право слово!
…Впереди показалась нужная нам поросшая густыми зарослями высотка. За ней начинается каменистое плато, которое и является своеобразным ничейной землей, разделяющей противоборствующие стороны.
— Приехали! — сообщил Ленька.
Будто я сам не вижу! Ну а Кочерга, знающий нечто такое, чего не знал я, довольно демонстрировал свои оставшиеся зубы.
Машина, которая привезла нас к положаю, остановилась у самой кромки зарослей кустарника. Я поднялся со своего места, перехватил поудобнее автомат и перемахнул через борт кузова. Приземлился жестко, даже как будто в коленке что-то щелкнуло. С наслаждением, кряхтя, потянулся, разминая застывшие от тряской езды мышцы. Намерился уже направиться к вонзившуюся в кустарник тропинке. Но не успел — водитель в засаленной, потрепанной и выгоревшей пилотке, высунулся в окно.
— Прсвет! — окликнул он меня.
— Что?
— Тебя ждать?
Я обернулся на Леньку, который, не обращая внимания на беседу, неловко, не попадая ногой на выступающую ось высокого заднего колеса, пытался спуститься на землю.
— Так что, нас ждать? — переадресовал вопрос ему.
Тот ступил, наконец, на пыльный щебень дороги и начал отряхивать свое мешковатое, неуклюже топорщащееся на его нескладном теле обмундирование.
— Не знаю, Кстнтин Вслич, — развел он руками. — Это уже не мне решать.
Что за загадки, право слово…
Повернувшись к водителю, я сказал решительно:
— В общем, решаем так. Ты немного погоди, а там уж сам сообразишь. Годится?
— Добре.
Он откинул голову на спинку своего сиденья, поерзал, устраиваясь поудобнее и мгновенно уснул. Уметь спать всегда и везде, при любых обстоятельствах — это, по-моему, неистребимая черта всех профессиональных водителей всех стран. Такое ощущение, что они вечно недосыпают. Или впрок сны накапливают.