Братишка, оставь покурить!

Стародымов Николай Александрович

Братья слушали меня внимательно.

— И ты? — быстро отреагировал на мою последнюю реплику Мюрид.

Вопрос я понял. Однако не был готов вот так, с ходу, на него ответить.

А потому прикинулся непонятливым:

— Что и я?

— И ты приехал сюда помогать единоверцам защищать православный крест? — терпеливо растолковывал Мюрид.

— Мюрид, мы с тобой договорились, что я на этот вопрос отвечать не буду, — пришлось напомнить. — Давайте не будем затрагивать вопросов веры.

— Ладно, как хочешь, — согласился

он. — Хотя мне очень хотелось бы тебя понять.

Чего-то он хотел, к чему-то клонил. Но куда, чего, к чему?

— Это тупиковый разговор, Мюрид, — решительно и твердо сказал я. — Мы с тобой друг друга не поймем… Вернее, не совсем так, я тебя прекрасно понимаю, но не могу признать твою правоту.

Похоже, Мюрид искренне пытался меня понять.

— Почему? — терпеливо спросил он.

По кочану, — хотелось ответить… Как же трудно вести речь о вещах для тебя очевидных!

— Потому что я слишком много в своей жизни воевал, чтобы понять, насколько это мерзкая штука — война. Люди должны жить в мире, а не убивать друг друга. Еще можно понять, если люди дерутся и воюют за еду, за пищу, за право проживать в местности с благоприятным климатом… Но убивать друг друга из-за того, что они поклоняются разным богам… Так быть не должно!

— Но ведь ты здесь воюешь, — заметил Мюрид. — На нашей земле. Воюешь из-за веры. И воюешь хорошо — твое имя у нас известно.

Даже не знаю, эта новость меня больше насторожила или заставила гордиться.

— Да, приходится воевать. Ты ведь и сам знаешь, что человек не всегда располагает своей судьбой.

В нашем разговоре зависла пауза. Он попросту зашел в тупик. И я вдруг понял, что сейчас узнаю, ради чего собственно и состоялась эта странная встреча.

— Костя, мы с тобой пришли поговорить по очень важному для нас вопросу.

Странно все у нас получается, — вдруг подумал я. Посмотреть на нас — будто лучшие друзья собрались и беседуют. А между тем через час вполне сможем друг друга подстрелить. Окажись в ту ночь на положае любой из братьев — сегодня он бы уже тут не сидел.

Все же, я убежден, простые люди между собой всегда смогут найти общий язык. Оголтелых националистов-фанатиков на белом свете не так уж много. Другое дело, что именно фанатики и стравливают между собой народы, страны. И сами при этом обычно остаются в стороне от поля битвы, издали вдохновляя «серую скотинку», «пушечное мясо» на подвиги во имя неких высоких идеалов.

— Это я уже понял, — кивнул я. — Правда, не представляю, зачем. Есть только одно предположение, но оно мне кажется просто абсурдным… Надеюсь вы не собираетесь меня вербовать или похищать?

Мюрид опять шутку не принял.

— Нет, ты спас нашу сестру, и мы не можем быть с тобой бесчестными. У нас к тебе другое предложение.

Сказать, что я был заинтригован, значит ничего не сказать. Я молча ждал продолжения разговора.

6

Однако продолжение

разговора поначалу оказалось совсем не таким, как можно было бы ожидать. Впрочем, опять же не так, не только поначалу — весь разговор в дальнейшем больше напоминал, как говорили в дни моей молодости, бред сивой кобылы.

Короче говоря, началось все с полной для меня неожиданности. Потому что в разговор вдруг вмешался третий из братьев, безбородый, самый младший.

— Только имей в виду, Прсвет, что мне изначально не нравится вся эта затея. Даже если ты примешь наше предложение, ты для меня навсегда останешься личным врагом и я никогда не буду поддерживать с тобой отношения, которые должен был бы поддерживать. Ну а если не примешь, чему я буду рад, во время боя стану лично за тобой охотиться, — говорил он на удивление спокойно, ровно, будто не убивать меня грозился, а пересказывал содержание скучного кинофильма. — Сейчас же я только подчиняюсь решению старших.

То, что последовала такая тирада, меня не удивило — все же, что ни говори, а мы и в самом деле воюем по разные стороны линии фронта, мы придерживаемся разных взглядов и отстаиваем разные идеалы. Меня удивило другое: что Мюрид не оборвал брата, не пресек столь явное пренебрежение к традициям мусульман. Более того, он даже не оглянулся на младшего, продолжал глядеть на меня, пытливо, оценивающе. И к тому же насторожили невнятные намеки на некое предложение, которое может последовать и в результате которого младший из братьев НЕ СТАНЕТ меня числить в списке своих кровников. Хотя, признаться, в тот момент на данный пункт я обратил внимания не столько, как он того заслуживал. Просто в очередной раз сделал вывод о том, что меня ждет нечто неожиданное.

— Хорошо, что предупредил, — усмехнулся я, глядя в лицо молодому фанатику. — Теперь спать по ночам не буду, в страхе стану просыпаться и потом обливаться при мысли о тебе… Только объясни, почему же это ты лично для меня делаешь такое исключение?

Не знаю, понял ли он насмешку — по большому счету я прекрасно понимал, что сербохорватский язык (по энциклопедии — южнославянская группа языков) у меня слишком далек от совершенства. Только ответил мне младший без юмора, но в то же время и без вспыльчивости, которая была бы естественной в ответе человека, который понял, что над ним неприкрыто издеваются.

— Потому что это именно ты в ту ночь заминировал положай, — с непонятным мне скрытым смыслом ответил младший брат.

Вон оно что!.. Впрочем, что именно «вот оно что»? Что за этим стоит?

— И что же, хорошо рвануло?

Вопрос был бестактен изначально. Однако он вырвался — наверное, во мне взыграло самолюбие. Молодой мусульманин даже зубами скрипнул от злости.

Мюрид тоже заметно потемнел лицом.

— Нормально рвануло. Погибло больше десяти человек, — коротко сказал он. — Только я тебя прошу: не надо спрашивать подробности.