Братство Креста
Шрифт:
— Никакого особого покровительства, — сказал хан. — Но люди эти всегда жили на наших землях… — Он сделал ударение на слове «наших». — Неужели три сотни солдат надо, чтобы изловить беглого преступника, а? Давай, я своим это поручу! Избавлю тебя от лишних забот?
— Не избавишь, Эльсур.
Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза, затем хан потянул за свисающий с ковра шелковый шнур. Ковер чуть шевельнулся, и перед Халитовым возникла юркая фигура, с ног до головы закутанная в черное. Хан сказал несколько слов на татарском, прислужник почтительно склонился и исчез. Коваль следил, как снаружи бьются в оконную сетку жирные мухи, привлеченные запахом сладкого.
— У
— Прав, прав, — хан хрустел костяшками пальцев, подставив луженую физиономию солнечным лучам.
— Так давай не будем вилять, сохраним время для важного?
— Хорошо, Артур. Не будем вилять. — Халитов подлил гостю чая. — Я за одним человеком послал… Он знает всё, что творится на Каме… Когда на острова прячутся беглые воры, он узнает об этом первым. Если ты считаешь, что там убийца Николая, я сделаю всё, чтобы его найти. Кто тебе нужен, а?
— Мне нужны все Озерники. Ты ведь слышал, Эльсур, как мы поступили с ними у себя?
— Вы уничтожили тех, кто извалял в грязи вашу веру. Я бы тоже так поступил, если бы под боком завелись нечестивцы, порочащие Месяц.
— Я преследовал их не за это, хан.
— А за что? Ты вырезал несколько деревень за кражу гулящей девки, а? — Халитов повысил голос, показывая, как хорошо он осведомлен в делах Петербурга. — Разве ты не вырезал их по наущению своих попов? Разве Озерники не мазали дерьмом иконы?
— Это, конечно, нехорошо… — Артур чувствовал себя канатоходцем, который застрял в темноте, на незнакомой веревке. — Но твои люди, наверняка, донесли, что мы вырезали и Озерников на Финских озерах, и под Вяткой, Новгородом, и под Ярославлем?..
— Вай! Гнев попов столь велик, а? Они будут гнать врагов по всей земле? И ты дашь им столько солдат, сколько они потребуют?
— Нет, Эльсур. Мнение попов меня не заботит, но озерное племя я выжгу. Однако не только из-за икон.
Удушливая жара плыла над Казанскими минаретами, над плескущими изгибами реки, над тысячами шатров, дымящих на другом берегу. Казалось, что белые башенки крепости плавятся и растекаются, как сахарные головы. Сквозь стрельчатые окна сверкала пестрыми бликами базарная площадь, где люди и животные словно плавали в кашеобразном, знойном мареве. Заполняя паузу, Коваль насыпал в рот щепотку чак-чака.
— Так ты бьешь их не за веру, а? — в голосе хана послышалось облегчение. — И не за сына?
— Ах, дорогой Эльсур, — улыбнулся губернатор, — разве для того, чтобы жить как порядочный человек, обязательно соблюдать посты? Вот я, например, уважаю тебя за то, что ты пресек драки между своими, что помогаешь бедным, а богатым даешь богатеть, что не обижаешь у себя русских купцов, а вовсе не за то, сколько раз в день ты помолился…
«Их вполне может быть и больше миллиона, — рассуждал Коваль. — Тысяч восемьдесят в Казани, раз в десять больше по деревням. Плюс башкиры, плюс мелочь… И дело не в муфтии, который, по слухам, довольно твердолобый пацан. Дело в том, что они жили и будут жить куначеством. Никуда от этого не денешься. Халитова поддержали богатые кланы, но что будет завтра, если верх возьмут фанатики? Сколько он продержится, играя в просвещенного космополита?..»
— Хорошо ли нам будет, если между нашими городами затеется вражда? — продолжал скользкую тему Артур. — Смелый воин может захватить власть, нам с тобой это известно. Но удержать власть и добиться любви народа может лишь тот, кто смотрит вперед. Тот, кто видит не только сегодня, но и завтра.
— И что же ты видишь
— Я вижу, что есть правители, которые не могут спать спокойно, когда соседи живут сытно и дружно. Я вижу, что они готовы поднять знамена любого цвета, лишь бы захватить южные торговые пути и присвоить себе чужое. Я вижу, что если их не остановить сегодня, то завтра они найдут себе приспешников в каждом городе. Всегда найдется тот, кто за кошель с золотом отравит колодец или бросит бомбу в базарную толпу. Эти правители всегда делают ставку на людей темных и забитых, на нищету и дикость… Но самые хитрые поступают иначе. Они давно поняли, что одним кошелем золота не достичь того, что можно достичь обманом. Они обманывают детей с колыбели, и те вырастают не людьми, а волками… И эти волки верят, что бог призвал их лишь затем, чтобы истреблять иноверцев… Если мы позволим им и дальше растить волчат, то очень скоро запылают дома, а добрые соседи превратятся в вечных врагов…
Халитов долго молчал, перебирая на блюде спелые виноградины, доставленные откуда-то с юга. Затем он вскочил и отошел к окну. Стараясь не поворачиваться к дорогому гостю спиной, распахнул вторую створку и стал боком, уставившись на сверкающую пойму реки. Артур не мешал хозяину размышлять, сегодня он сделал всё, что мог…
— Пусть так будет! — Халитов потер ладонями щеки, пробежался из угла в угол, по щиколотку, утопая в пушистом ковре. — Приводи своих солдат, пусть ищут… Проводников дам. Но ты же захочешь, чтобы с солдатами пришли Качальщики, а?
— Без них нам не справиться.
— Качальщиков здесь не любят.
— Их нигде не любят, их невозможно любить.
— Почему невозможно? — рассеяно спросил Халитов.
— Разве можно любить собственную совесть? — усмехнулся губернатор. — Ты сумеешь полюбить человека, который ходит за тобой по пятам и нашептывает тебе в ухо: «Эльсур, ты поступил дурно там и здесь, и ты это знаешь. А я не отстану от тебя и буду постоянно об этом нашептывать!»
Пришел черед рассмеяться хозяину.
— Вай, как жаль, Артур, что мы так редко встречаемся. Столько беготни! Так не хватает остроумного собеседника, а?
Халитов еще продолжал улыбаться, но щелочки его глаз уже превратились в пулеметные гнезда, и Артур понял, что сейчас решится самое главное.
Главное, ради чего он приехал. Никак не для того, чтобы разместить на постой пару сотен пограничников для ловли колдунов в камышах или для урегулирования финансовых затрат на железную дорогу…
— Вот что, Кузнец. Баба у тебя умная. Я это сразу понял, еще когда увидел ее в первый раз… Тебе повезло, а? Одна женщина может примирить двух мужчин, но не примирит эту свору, — он небрежно махнул в сторону окна. — Ты ведь не глупый, Кузнец? Сегодня я иду тебе навстречу. Хорошо… Не из-за сына твоего, а просто потому, что вы мне нравитесь. Я тоже вижу, что будет завтра, а? Только я не смотрю так далеко вперед. Я вижу, что завтра ты попросишь не ночлег для сотни… Завтра ты захочешь, чтобы в Каме напоила коней тьма, которую Абашидзе поведет на Самару или Астрахань. Что скажешь, Кузнец? Я не прав, а?
Халитов напрягся, точно собирался прыгнуть гостю на горло.
— Убеди меня, Эльсур, что с юга для русских земель нет опасности, и я отвечу тебе, что не стремлюсь к власти над Татарией.
— Вай! Я разве бог, чтобы давать тебе такие обещания? Я всего лишь песчинка под сапогом бога, да и ты тоже…
— Значит, человек, о котором я думаю, намерен выступить на север? — задумчиво произнес Артур. — И никто мне не даст гарантию, что он настроен с миром?
— Га-ран-тия? Не понимаю таких слов…