Братство тибетского паука
Шрифт:
Племена, сохранившие первобытный жизненный уклад, продолжают использовать ритуальное шрамирование: рассекают кожу и натирает ранку кровью члена племени, переболевшего опасными инфекциями, примитивный аналог вакцинации. Европейские эскулапы переливали своим пациентам кровь животных — они ведать не ведали, насколько это опасно, и получали успешный результат исключительно в силу своего неведения! Полевые хирурги выполняли успешные трепанации черепа еще в шестнадцатом веке — извлекали пули и закрывали отверстие серебряной монеткой, прополоскав ее в вине: никто не читал им лекций об асептике, они руководствовались только практикой и интуицией, но их пациенты жили после операций еще долгие годы!
В анналах Королевского научного общества можно найти многочисленные описания таких случаев, и даже
Маргарет смотрела на ораторствующего доктора незнакомым, прозрачным взглядом, от которого Огасту стало тревожно: он вспомнил гобелен, висевший в холле. Несчастного серого хищника ждет участь куда более плачевная, чем стать чучелом. Был ли аристократ просвещенным эскулапом или всего лишь воспользовался случаем и вернул в мир древнюю, чужеземную магию? И кто совсем недавно здесь пытался повторить его ритуал: убил волка, черного петуха, но так и не нашел достойной человеческой жертвы?…
— Какая дикость царила в медицине всего триста лет назад — ставить жестокие эксперименты на человеке! Сегодня в Британии подобное невозможно.
Сегодня в Британии — всего лишь незаконно, — иронично уточнил доктор.
Мистер Рихтер, с такими взглядами вам не стоило уезжать из Германии, говорят, там по-прежнему в чести медицинские эксперименты на сумасшедших и «низших расах».
Ха-ха, мисс Уолтроп! Признаюсь, мне очень не хотелось попасть в число подопытных, именно поэтому я переехал сюда, в Британию.
Вы еврей? — удивилась Маргарет.
Нет, конечно. Я коммунист. Сказать точнее, я разделял коммунистические убеждения в молодые годы, боюсь, излишне активно; в Германии моих былых заблуждений не забудут и не простят. Зато в Британии царит социальный договор, здесь никому нет дела до чужих убеждений, если ты играешь по общепринятым правилам. Даже ученому позволено верить в то, что…
Что?!
…что в монастырях секты бон, расположенных высоко в горах, где низкие температуры и снежный покров создают условия естественной асептики, а растительные наркотики заменяют анестезию, монахи производили достаточно экзотичные операции, и продвинулись по пути гибридизации гораздо дальше нас, даже дальше, чем русские доктора Воронов или Иванов… [51]
51
Доктор Воронов — русский эмигрант, в 1920-х гг. практиковавший пересадку органов приматов человеку с целью омоложения, опубликовал несколько статей по этому вопросу. Профессор Иванов — советский селекционер и гибридизатор, пытавшийся скрестить приматов с человеком, один из прототипов профессора Преображенского в повести М. Булгакова «Собачье сердце».
Леди Уолтроп может считать это не фактом, а медицинскими байками: право каждого иметь собственное мнение — основа буржуазной демократии. Доктор Рихтер сложил пальцы в некую восточную мудру, уставился на нее, разрешил внутреннее сомнение и продолжил:
— Такой череп — гибрид человека и не-человека существует.
Доктор Рихтер видел его лично. Своими собственными глазами, хотя их свидание длилось всего несколько секунд. Он стоял, смотрел на череп и задыхался от счастья!
Перед самой войной русский этнограф Горовой возвратился из экспедиции по внутренней Монголии и продемонстрировал череп среди прочих находок в Географическом обществе. Тогда он, Генрих Рихтер, был еще желторотым студиозусом, и ему фантастически повезло: профессор с кафедры физиологии позволил сопроводить его на демонстрацию, которую проводили для членов Географического общества!
Необычный череп больше не выставляли. По слухам, его вывезли из России во время революционных волнений. Когда речь идет о Советах, сложно отличить правду от пропаганды. Вполне возможно,
Как можно использовать старый череп со следами трепанации?
Разумеется, по его прямому назначению — как культовый предмет!
В двадцатых годах Советы много экспериментировали в самых неожиданных областях, объяснил доктор. В двадцать первом году красные войска вторглись в Монголию, оккупировали ее и объявили социалистической страной. Следом за конницей туда отправили сотни ученых, десант прогресса атаковал древние ламаистские монастыри. Каждый день они изымали, описывали и отправляли в Москву тысячи «единиц хранения»: ритуальную утварь, музыкальные инструменты, книги, ковры, одеяния, статуи… Даже резные колонны и штукатурку с текстами и росписями снимали со стен, упаковывали в ящики и вывозили специальными эшелонами. Монахов сгоняли с насиженных мест, запихивали в железнодорожные вагоны вместе с их ручными воронами и лохматыми псами и тоже увозили неизвестно куда.
Он лично не участвовал в этом красном шабаше — его научные интересы находились в иной сфере. Знает только, что многочисленные экспонаты так и не попали в музейные экспозиции, а каталоги не были опубликованы. Ни в агитационных листках, ни в солидных научных сборниках так и не появились статьи о религии черных монгольских лам. Почему так случилось, уже не выяснить: прошло несколько лет и тех, кто выпотрошил монгольские святыни, тоже загнали в тюремные камеры, многих расстреляли. Устоял только сам профессор Горовой — стал академиком, получил все возможные награды, сегодня он весьма авторитетное лицо в советской науке!
Он действительно знаменит, раз доктор Уолтроп тоже слышала о нем.
Обнаружил ли советский академик то, что искал? Доктор Рихтер не знал ответа — он успел покинуть Москву в двадцать восьмом, но это уже не важно…
После такого эмоционального рассказа психиатр выглядел взвинченным и добавил:
Важно совсем другое! Мисс Уолтроп, не подвергайте себя больше риску переохлаждения и прочим неприятностям, разгуливая по кладбищу, не ищите могилку ловчего Джима Уотерса: черепа с заплаткой из волчьей кости там нет. Поверьте мне как товарищу, коллеге и человеку, который лично перерыл проклятое кладбище вдоль и поперек. Извините, я не хотел вас напугать! Но вы приняли меня за призрак и убежали быстрее, чем я успел вас окликнуть…
Пока доктор говорил, Маргарет побледнела и впилась пальцами в подлокотник кресла с такой силой, что вскрикнула и отдернула руку:
Я видела, я помню — дождь, и кладбище, и надгробную плиту: Джим Уотрес, 1709–1754, и череп… Я все помню!
Да, действительно, под датой на надгробии изображена так называемая Адамова голова, — кивнул психиатр. — Но сейчас май 1939 года, доктор Уолтроп. За триста лет череп мог выкопать любой, у кого есть лопата или заступ, а не только ногти: любознательные джентльмены из семейства графов Колдингейм, наш покойный коллега Форестер или какой-нибудь симпатичный энтузиаст вроде мистера Мак-Грегора.
Как, кстати, он себя чувствует? — вежливо полюбопытствовал Огаст исключительно затем, чтобы дать Маргарет передышку: она выглядела подавленной и нечастной. Встала с кресла; шаркая расшитыми туфлями, подошла к окну и застыла, глядя на зеленые травы…
Так же. Ток подействовал на него не больше, чем на тряпичную куклу.
Мы уведомили страховую компанию, где он служит, о его болезни телеграммой. Без подробностей. Неужели древний ритуал может сотворить с человеком такое?
Сложный вопрос, мистер Картрайт. Сколько бы наши современники ни гордились прогрессом, тем, что создали механизмы, способные летать в небе и плавать под водой, о собственной психике люди знают ничтожно мало. Что происходит с сознанием во время транса? Шаманов или жрецов наставники учили годами, они сдавали своеобразные экзамены — проходили инициации. Они понимали, как миры сознания взаимодействуют с объективной реальностью, что надо сделать там, чтобы получить желаемый результат здесь. Неофиту недоступны такие тонкости. Современный экспериментатор механически воспроизводит ритуал, его душа перемещается в иные миры, блуждает там и не знает, как вернуться обратно, в результате имеем длительную, глубокую кому…