Братство тибетского паука
Шрифт:
Часы на здании суда старательно отбили четверть двенадцатого.
Черт! — бровь мистера Честера дернулась.
«Пари! Пари! Пари!» — звенело в висках у Огаста с каждым ударом.
Если коммандер по милости замшелого пня судьи Паттерсона проведет целых две ночи в камере, выиграет лорд Глэдстоун, а проиграет его, Огаста, начальник, точнее, начальник его начальника. Мистер Картрайт никогда не был карьеристом, зато, как истинный джентльмен, с пиететом относился к клубным обычаям — пари должно быть честным, никто не вправе искусственно создавать преимущества для одной из сторон! Надо было срочно спасать положение. Он опустил руку в карман, но выгреб
После боя часов уши заполнила вязкая тишина.
У вас имеются при себе деньги, мистер Честер?
О какой сумме идет речь?
Двести фунтов — по сотне за голову.
Дворецкий без колебаний вручил ему хрустящие
купюры:
В вашем распоряжении всего четверть часа, мистер Картрайт! Надо немедленно возвратить вас в особняк… — но Огаст не услышал, он уже вошел в полицейский участок.
Констебль повертел купюры в пальцах и запер в проржавевшем сейфе, поскольку сейчас имел дело не со взяткой, а с обыкновенным залогом, внесенным с минимальным отступлением от процедуры. Нои проступок джентльменов не так велик, сумма в любом случае перекроет штраф: юридическая наука не знает прецедентов, когда фингал под глазом полисмена высокий суд оценил дороже, чем в 50 фунтов!
Деньги, честное слово морского офицера и лакей в полный рост — зарука того, что завтра рано поутру оба законопослушных джентльмена возвратятся за решетку, чтобы оставаться там до решения суда. В конце концов, сам констебль будет только в выигрыше — ему не придется всю ночь сторожить эту скандальную ватагу.
Обретших дорогостоящую свободу джентльменов запихнули в автомобиль, который рванул с места. Вздымая пыль и песок, как на гоночной трассе, «Ролс- Ройс» резко свернул с дороги на узкий проселок и помчался через кладбище. Кресты, надгробные памятники и живописные склепы мелькали в свете фар:
Странную дорогу вы выбрали, а, мистер Честер? — бухтел коммандер. Хмель еще не успел выветриться из его головы, и он неуверенно ориентировался на местности.
Первые дождевые капли тревожной дробью застучали по кузову автомобиля:
Так значительно ближе! — ответил дворецкий, выжимая сцепление.
Мы куда-то спешим?
Горничная бросила горящий камин, как бы в доме не случилось пожара!
Автомобиль резко ушел вправо, снова выскочил на дорогу, а прямо за ними молния разорвала небесный свод напополам, шарахнула в засохший ствол рядом, языки пламени мгновенно разбежались по ветвям и сучьям. Огасту показалось, что в свете искр среди веток и мрамора мелькнул и синий плащ и яркая косынка, но это были всего лишь причуды битвы между светом и мраком. Дерево продолжало полыхать, хотя вода лилась с небес сплошным потоком и кружевными брызгами разлеталась из-под колес. Фары выхватили из смеси воды и мрака ворота парка, привратник едва успел распахнуть их — ветер трепал полы его неуклюжего дождевика.
Не сбавляя скорости, они пронеслись через парк. Их преследовали порывы ветра — с хрустом ломались ветки деревьев, мутные потоки дождевой воды неслись по канавам со скоростью горных рек. Статую Фавна сорвало с постамента, под раскаты грома она рухнула наземь и раскололась, не попав на капот только потому, что автомобиль успел остановиться секундой раньше. Ветер превратил единственный зонт в инженерное недоразумение за секунды; они зашагали ко входу, сгибаясь под нещадно хлеставшими струями ливня. Мистер Честер с усилием распахнул перед ними двери: — Прошу под гостеприимный
Огаст переступил порог — особняк встречал их как победителй.
Бой часов возвещал полночь.
XVIII
Май, между 14 и 15 числом, 1939 г. 00–00 по Гринвичу
Огаст почти согрелся, но продолжал лежать на кровати без сна: стоило закрыть глаза, как из черной воды всплывала дряблая распухшая рука, на ней изгибался подковой фиолетовый след от укуса. «Ты убил ее, ты!» — Огаст вылез из постели, взял блокнот, карандаш и разобрал свой утренний кошмар, как детские кубики, — нет, злобная старуха мало напоминала графиню Таффлет.
Ее черты затенял надвинутый капюшон, но он точно помнил крючковатый нос, сухощавую фигуру, и руки — очень крепкие, цепкие, почти мужские руки в грубых перчатках. Еще он тщательно зарисовал эмблему, которую видел на щите своего спасителя- рыцаря, — «Адамова голова», символ христианского спасения и искупления греха жертвенной Кровью
Христовой: череп на фоне скрещенных берцовых костей. Только у рыцаря фоном для черепа служили не кости, а две скрещенных сабли.
Мистер Картрайт набросал эмблему в блокноте — череп получился очень похожим на набалдашник трости княгини Львовой. Только информации в таком знании было до обидного мало: черепа использовали как эмблему все кому не лень — от монахов-аскетов до морских «джентльменов удачи»!
Он долго сидел, подперев голову ладонью, — мысли путались, но не спешили уступить место сну. Жаль, что в его идеальный череп своевременно не пришла мысль попросить у доктора Рихтера снотворного или хотя бы успокоительных капель!
— Огаст… Оооооогааааст… Гааасссси — ас- ссссиии… иии…. — позвали его из темноты.
В спальне он был один, но звук не замер — он продолжал сочиться как комариный писк, проникая прямо в мозг; противно щекотал внутри черепной коробки и принуждал встать и идти, идти на этот ноющий, всепроникающий звук. Он вышел из комнаты и отправился в путь по бесконечному коридору.
Гроза закончилась, лунные лучи струились сквозь оконные переплеты неоготического стиля, но ему не нужен был свет: невидимый поводырь уверенно подталкивал его вперед и вперед, пока не привел к двери кабинета.
Дверь была не заперта и бесшумно открылась, стоило слегка надавить на нее. Здесь было свежо — порывы ветра распахнули двери узенького балкончика, на пол натекла целая лужа воды, наглотавшиеся лунного света головы из этнографического собрания семейства Колдингейм излучали мерцающий свет, тяжелые портьеры намокли от дождя. Огасту показалось, что за одной из них кто-то стоит: влажная ткань облепила человеческую фигуру, а ниже совершенно явно просматривались очертания носков обуви.
Мистер Картрайт затаил дыхание, как можно тише и незаметнее пошарил рукой по стене и дернул за шнурок звонка — одновременно с его движением портьера оборвалась и с глухим звуком рухнула к его ногам вместе с телом. Огаст мог бы грохнуться рядом или заорать, но за последние дни ему довелось перевидать столько тел в самых неожиданных и плачевных состояниях, что на этот раз он предпочел молчать и сохранять вертикальное положение до появления мистера Честера.
Дворецкий молча вручил Огасту лампу, опустился на колени и осторожно разобрал складки ткани, представив его взору знакомую шелковую косынку, прямой профиль, высокие скулы и стриженые волосы леди Уолтроп!