Братва. Пощады не будет
Шрифт:
Мощно ревел мотор. В его басистом голосе слышалась могучая уверенность машины в своих силах. И в то же время к этой солидности примешивалось что-то ребяческое, нахально-бесшабашное. В самоуверенном рокоте мотора, казалось, угадывалось: «Прочь с дороги! Всех сомну! Все снесу!»
Если бы не реальное опасение нарваться на пункт ГАИ – я все еще не обзавелся водительскими правами, – было бы совсем замечательно.
Победно разбивая грудью воздушный поток, я первым несся по шоссе. За мной, азартно пригнувшись к рулю, мчался Жора Артист.
Капитулировавший
Наконец, выжав из взвывшего от перепряга «Урала» все, что он был в состоянии выдать, Артист вырвался вперед, несмотря на то, что его мотоцикл тащил на себе тройную тяжесть.
– Улю-лю! Ха-ха! – насмешничали Дантист и Серый, демонстрируя мне «дулю».
Я хотел, пусть даже рискуя слететь в кювет, дать по газам, но в это время мы свернули с тракта на узкую ухабистую проселочную дорогу. Из-за предательских кочек и рытвин оба вынуждены были сбавить безрассудно-бешеную скорость. Роль камикадзе ни меня, ни Жору не прельщала.
Мигом проскочив перелесок, мотоциклы выкатили на берег речки. Если б берег спускался к воде не полого-ровно, мы наверняка перевернулись бы – столь неожиданно резким оказался переход из лесочка к самой воде.
Как дикие чудо-кони, насильно остановленные на всем скаку, мотоциклы издали сдавленный хрип и мертво замерли.
– Прибыли! – весело гаркнул Жора.
Я снял мотоциклетный шлем и с любопытством оглядел окрестности. Речка была неширокая. Прикинул, что при надобности могу переплыть ее в два счета. На высоком противоположном берегу высились стройные ряды корабельных сосен. Их строгую величественную сдержанность немного смягчал беспорядочно разбросанный между ними березовый молодняк.
Темно-зеленая вода, нефритово искрящаяся на солнце, нежно-голубое небо, сосны, казавшиеся издали сиреневыми, – все это вносило в мою душу чудно-легкое настроение.
Поймал себя на мысли, что мне, как маленькому мальчугану, хочется, беззаботно смеясь, пробежаться босиком по самой кромке воды, чтобы разлетались подо мной многоцветные фонтанчики радужно-радостных брызг...
– Умаялся с дороги? – дружелюбно хлопнул меня по плечу Артист. – Сейчас развеемся – будь спок!
В это время ребята расстелили на мелком песочке какое-то подобие покрывала-скатерти, странно сочетавшей в себе малиновый, желто-коричневый и фиолетовый цвета.
По-турецки поджав под себя ноги, вся братва полукругом разместилась за этим импровизированным столом.
Из коляски «Урала» была извлечена литровая переплетенная бутыль и множество съестной всячины.
– За вчерашнюю удачу! – поднял наполовину наполненный стакан Артист.
– За тебя и Генриха! – вставил Серый, в два глотка заглотив свою дозу.
– А кто такой Генрих? – полузадохнувшись от мутного самогона, поинтересовался я.
– Великая голова с умопомрачительным множеством умственных извилин! – сострил Жора, с удовольствием захрустев малосольным болгарским огурчиком.
– Его старшой брательник, –
Пригладив пятерней непослушно-растрепанную рыжую шевелюру, Жора взял гитару.
Над спокойной гладью воды томно полилась песня. Все-таки Артист пел профессионально, что называется, искренне-чувственно. В его голосе слышались то бесшабашно-удалой кураж, то безысходная смертельная тоска:
...Пейте, пойте, друзья, веселитесь,
Вспоминайте кента своего!
Жил когда-то в Свердловске Кучеренко,
А теперь расстреляли его...
– Ну что ж, помянем бедолагу Кучеренко! – криво усмехнулся Серый и плеснул всем из бутылки.
Солнце уже поднялось довольно высоко. Мы разделись. Вода была теплая, освежающая и такая чисто-прозрачная, что свободно просматривалось золотое песчаное дно. Кое-где сквозь песок настырно пробивались слабые кустики водорослей. Их мохнато-косматистые лапки, причудливо закручиваясь, хватаясь друг за дружку, жадно тянулись вверх, к безнадежно далекому солнцу.
– Хочешь жить – умей вертеться! – сделал я вывод, взглянув на них, и поплыл саженками к берегу.
Когда вышел из воды, ребята уже разлеглись на песочке, подставив горячим лучам свои когда-то успевшие загореть тела.
– Небось сыграть желаешь? – взглянув на меня, спросил Жора и, не дожидаясь ответа, вынул из валявшейся рядом куртки колоду засаленных карт.
Повторилась вплоть до мелочей вчерашняя история. Вся моя наличность – двадцать семь рублей, выуженные из моей домашней копилки, в мгновение ока перекочевали к Артисту. Жора почему-то остался совершенно равнодушным к своему везению, сунув смятые бумажки в боковой карман куртки, и закурил.
– Завтра обязательно отыграешься, браток! – успокоил он, виртуозно выпуская серию колечек табачного дыма.
Настроение мое совсем упало в минус – я так твердо рассчитывал на выигрыш, что совсем не учел последствий проигрыша. А они были далеко не из лучших. Мама, без сомнения, вскорости узнает о внезапно опустошенной копилке, и будет крупная неприятность.
Не спрашивая разрешения, наполнил до краев граненый стакан из оплетенной бутылки и залпом выпил обжигающую, ставшую тепло-противной на жаре жидкость, чем-то напоминавшую морилку для тараканов.
Жора скосил на меня смешливо-издевательский взгляд.
– Не гони, Джонни, по пустякам – дело житейское. Суета сует!
– Душно что-то. Искупнусь.
Тяжело ступая, безуспешно стараясь держаться прямо, я вошел в реку по грудь. Вода обладала живительно-волшебной силой. Недаром, видать, я родился под знаком Рыб. Хмель почти испарился, осталась только какая-то мрачная подавленность.
Случайно блуждающий взгляд остановился на кустике водорослей.
– Жить хочешь? – я вдруг озлобился и нырнул.