Братва
Шрифт:
– В принципе – можно. А где это?
– На Балтыме. Вода там прелесть. Галечные пляжи. Поедем?
– Нет. Я в Верхнюю Сысерть подумываю махнуть. Балтым не в кайф, – сказал я и, как мне казалось, весьма туманно добавил: – Я суеверен, как монах!
Но выяснилось, что я сильно недооценивал умственные способности старшего оперуполномоченного. Инин понимающе улыбнулся и по-новой плеснул в наши рюмки:
– Выходит, промашка вышла. Нужно срочно исправить. Предлагаю новый, подкорректированный тост: да будет бедолагам земля пухом! На дне Балтыма...
– Умножая знания – умножаете вашу скорбь... – вслух подумал я, прикуривая «родопину» от настольной зажигалки-пистолета.
Я с удовлетворением наблюдал, как лицо Инина вытянулось, с губ моментально стерлась нагловатая полупьяная улыбка.
– Монах, ты совершенно не так понял! Я ничего не знаю и знать, поверь, не хочу! А про Балтым я же пошутил. Конечно, глупо получилось... Прости.
– Не бери в голову, майор! – Я широко улыбнулся ему, оскалив зубы. – Просто мне случайно вспомнились вдруг мудрые слова автора «Экклезиаста».
Эпизод третий
Полуподвальное кафе призывно подмигивало мне разноцветной неоновой вывеской с изображением главного персонажа антикварной блатной песенки «Цыпленок жареный».
Ночной город уже который час атаковали снег с дождем в сопровождении порывов неласкового северного ветра, и выходить из уютного салона автомобиля на промозглую сырость совсем не хотелось.
Но голод не тетушка, и, припарковав «мерс» на стоянке, я нырнул в теплое нутро забегаловки, насыщенное аппетитными ароматами жареного мяса и картофеля.
Выбрав столик на двоих, бросил на свободное кресло перчатки, чтоб никто не покусился нарушить мое одиночество, и поднял палец, подзывая официанта.
В ожидании сделанного заказа закурил «родопину» и осмотрелся. Кафе представляло собой нечто среднее между питейной забегаловкой и столовой для шоферов.
Хотя натюрморты на стенах и музыкальный автомат в углу явно претендовали на большее. Но замахнуться – еще не значит ударить.
Впрочем, разрекламированное на вывеске фирменное блюдо заведения – цыплята табака – оказалось на весьма приличном уровне. А под красное вино цыплята и вовсе были бесподобны.
– Разрешите вас побеспокоить? – прошелестел у меня над ухом вкрадчивый голос, и напротив бесцеремонно уселся худощавый лысый мужичонка потрепанного вида и неопределенного возраста.
– Вы сели на мои перчатки! – заметил я, с насмешливым любопытством разглядывая незнакомца.
Побитый молью черный костюм-тройка, мятая нейлоновая рубашка без галстука вкупе с морщинистым одутловато-алкогольным лицом выдавали в нем проходимца.
– Пустяки! Они мне нисколько не мешают, – заявил этот представитель пены людской, чем несказанно меня удивил, если не огорошил.
– Интересно, а сломанная челюсть вам тоже не будет мешать? Жевать, например? – спросил я, демонстративно сжимая кулак.
Но странный человечек не испарялся, как я наивно ожидал,
– Нам предстоит серьезный разговор, уважаемый Евгений Михайлович. Я за вами весь день следил, пока, наконец, смог подойти. Между прочим, на такси целое состояние сжег. Очень надеюсь на достойную вашего размаха компенсацию моих финансовых затрат. После разговора, разумеется.
– Ладно. – Я сразу стал серьезен. – Говори!
– Думаю, нам лучше уединиться, – собеседник с явной опаской огляделся. – В вашей машине, например.
Я бросил на стол купюру и решительно поднялся.
– Ступай за мной!
Когда оказались в салоне «мерса», первым делом ошмонал этого подозрительного субъекта на предмет спрятанного оружия. Хоть он совсем и не походил на подосланного киллера, но береженого Бог бережет.
Обыскиваемый вел себя безропотно, послушно поворачивался и не делал резких движений.
– Зря вы так, Евгений Михайлович! Я к вам со всей душой!
– Не спорю, дорогой. Но привычка – вторая натура. Откуда меня знаешь? Кто ты?
– Олег Сапешко я. Не помните? Летом восемьдесят пятого в Свердловском следственном изоляторе я себя в нарды проиграл...
И я вспомнил.
...Лето выдалось необычайно для Урала жаркое. В камеру с двадцатью тремя шконками набили шестьдесят «тяжеловесов» – подследственных по тяжким статьям.
Два высоких окна, забранных, кроме решеток, еще с внешней стороны «шторами», почти не пропускали воздух. Наоборот, стальные листы «штор», раскалившись на солнце, дышали мартеновским жаром, вызывая ассоциацию с преисподней.
Я под следствием загорал уже второй год и как старожил, к тому же раскручиваемый по всеми уважаемой сто второй статье – умышленное убийство, считался в камере старшим, а если по-блатному – смотрящим.
После обеда пригнали новый этап из трех человек. Мой подручный Жора Интеллигент по давно отрепетированному сценарию завел с ними душевный разговор, целью которого являлась «пробивка», попытка узнать, есть ли у кого-то из новоприбывших золотые коронки. Свою речь он ловко перемежал шутками и анекдотами, стремясь вызвать у собеседников улыбки и смех, что сильно облегчило бы задачу.
Уже через несколько минут Жора подошел, явно довольный, к моему шконарю у окна.
– Все путем, Монах! У одного мужика есть рыжий мост справа на верхней челюсти. По базару чистый фраер. Вон тот худой, как моя жизнь. На игру раскрутить или по беспределу проехать?
– Жора, ты же Интеллигент! Зацепи его в нарды на «просто так». По виду он, в натуре, лох. Дерзай.
Дальнейшие события развивались по накатанной дорожке. Жора предложил клиенту развлечься в нардишки. Обронив, что игра не на деньги, а на «просто так». Не подозревавший подвоха новенький согласился. Интеллигент был нардист моего уровня, и выигрыш являлся предрешенным. Так и вышло. Новенький проиграл с коксом, не успев даже перевести фишки за бортик в «дом».