Братья Ашкенази. Роман в трех частях

Зингер Исроэл-Иешуа

Теперь, после вероотступничества дочерей, фабрикант Флидербойм хотел совершить большое, весомое доброе дело, способное резко толкнуть вниз чашу благодеяний и перевесить все прегрешения как его самого, как и его детей. И он выстроил больницу для бедных евреев, где еда была кошерной, где не висели кресты и иконы, где были мезузы на всех дверях и больным можно было носить арбоканфесы и молиться в миньяне в больничной синагоге. Кроме того, там зажигались свечи по усопшим и миньян евреев читал в память о них псалмы. Финансируя строительство этой больницы, фабрикант проявил большую щедрость. Огромными золотыми буквами на фасаде, для всего мира, и буквами поменьше, по-древнееврейски, внутри здания были начертаны имена фабриканта

Флидербойма и его жены. На открытие приехали самые важные люди Лодзи и Варшавы. Улица перед больницей была забита каретами. Уважаемый крупнейшими нееврейскими чиновниками раввин Лодзи прибыл на торжество с медалью на атласном лапсердаке. Все мальчишки из хедеров и талмуд тор пропустили в этот день занятия, чтобы поглазеть на золотую саблю раввина, о которой твердили все, хотя никто ее не видел.

Балутские ткачи побросали станки посреди работы и толкались вокруг новой больницы, а конные полицейские оттесняли их лошадиными задами. Пожарники с фабрик Флидербойма в медных касках на головах играли веселые марши.

Но венцом торжества стал приезд самого петроковского губернатора с его свитой.

Между братьями Хунце и фабрикантом Флидербоймом разгорелась настоящая война в связи с первым визитом в Лодзь нового губернатора. Каждая из сторон старалась заполучить его к себе раньше, чем это сделает другая. У братьев Хунце было больше шансов. Они были баронами, дворянами, как и новый губернатор. Зато Флидербойм построил больницу, которую надлежало торжественно открыть. К тому же он совершил патриотический поступок. Один корпус своей больницы он назвал именем российского императора, а другой — именем императрицы. Портреты самодержца и его супруги в самых розовых тонах, в окружении лавровых венков и российских флагов, украшали корпуса, источая ангельское сияние. Это было посильнее любого баронского титула.

О, фабрикант Флидербойм знал, что надо делать, чтобы обойти братьев Хунце. Он увел губернатора у них из-под носа. И теперь во дворце Флидербойма царили веселье и радость победы.

Та же радость охватила и евреев Лодзи. Во всех молельнях, миквах, на всех рынках не переставали говорить о больнице Флидербойма и визите губернатора.

Но в субботу во многих синагогах и молельных домах эта радость померкла. В четверг ночью, после тяжелой работы до позднего вечера, длившейся дольше, чем в прочие дни недели, Тевье сидел у себя в подвале, у маленькой лампочки, и вместе с Нисаном сочинял прокламацию, направленную против фабриканта Флидербойма, против его гостя губернатора и против самого императора. Резкими, колючими, издевательскими словами эти сидевшие в подвале двое клеймили богатых, могущественных, наделенных властью и призывали бедных и обездоленных не радоваться той кости, которую их враги бросают им, словно собакам. Кейля просыпалась, кричала, что у нее в доме понапрасну тратят нефть, что она этих сумасшедших обольет водой, но Тевье и Нисан продолжали писать, вычеркивать и исправлять. На рассвете перед ними лежал аккуратно исписанный лист бумаги с готовой речью.

Нисан целый день переписывал прокламацию красивым почерком, похожими на печатные буквами с завитушками. Ему помогали его ешиботники. В пятницу перед зажиганием субботних свечей, когда все евреи были в бане, ешиботники пришли в синагоги и молельни и в их центре, у самого священного кивота, на восточной стене, среди текстов благословений нового месяца, речей о росе, дожде и тому подобном приклеили эти бумажки так, чтобы, хватившись, синагогальные служки не смогли их сорвать из-за наступления субботы.

Когда евреи начали читать в молельнях листовку Нисана и Тевье, написанную на простом еврейском языке, но красиво, как в молитвеннике, на них напал великий страх. Эта бумага, имевшая вид обычного для синагоги текста богобоязненного содержания, была полна ереси — она громила фабриканта Флидербойма, который

не дает евреям работы на своей фабрике, который превращает пот бедняков в миллионы, а потом строит больницы для тех, из кого он высасывает кровь. Еще более злые речи велись против губернатора и его приближенных, но самыми страшными были слова против самого царя, против императора, правителя страны, имя которого упоминалось в синагогах только ради восхваления.

Евреи хотели сразу же сорвать эти страшные бумажки, но не могли этого сделать в субботу. Послали спросить раввина. Раввин немедленно решил, что бумажки представляют собой угрозу жизни и велел послать за иноверцами, чтобы те их сорвали.

После этого евреи почувствовали себя спокойнее и веселее.

И новая больница, и то, что раввин ходил с золотой медалью, а больше всего то, что губернатор сначала поехал не к немцам Хунце, а к еврею Флидербойму, наполнило их надеждой и уверенностью. Евреи верили в спасение и утешение для народа Израиля.

Во дворце Флидербойма ярко сияли огромные окна. Множество карет стояло перед широким въездом.

Флидербойм давал бал в честь нового губернатора.

Бал был большим и роскошным, как и все, что устраивал Флидербойм. Изысканные вина, вкуснейшие блюда, утонченные гости. Среди прочих высокопоставленных особ на бал был приглашен и новый генеральный управляющий фабрики Флидербойма Якуб Ашкенази.

Во фраке и белоснежной рубашке, с розой на лацкане, он выглядел очень красиво и элегантно, этот молодой Ашкенази. Все дочери Флидербойма танцевали с ним и осыпали его любезностями.

— Вы совсем не похожи на еврея, — говорили они ему, считая это самым большим комплиментом, и прижимались в танце к его грациозному телу.

Как и Флидербойм, он легко скользил по блестящему полу, ступал уверенно и плавно. Нет, Флидербойму было не стыдно пригласить его в свой дворец.

Новый губернатор фон Миллер был доволен балом, дорогими винами, изящными и красивыми дамами и несколькими тысячами рублей, которые он выиграл у фабриканта Флидербойма поздно ночью в карты.

Он, Флидербойм, знал высокопоставленных русских чиновников, он видел их насквозь своими большими черными глазами и всегда давал им возможность обыграть его на приличную сумму в карты. Этим он брал их с потрохами. Вот и новому губернатору он очень искусно и незаметно позволил сорвать солидный карточный куш. Губернатор, разгоряченный и счастливый, тихим шепотом доверил Флидербойму секрет: в Санкт-Петербурге принято хранящееся покамест в тайне решение проложить вокруг Лодзи новую железнодорожную линию.

Флидербойму не надо было повторять дважды. Он понял, что имеет в виду губернатор. Он знал, какой лакомый кусок таится здесь и для самого губернатора, и для него, Максимилиана Флидербойма. Легкими шагами он направился к своему новому генеральному управляющему, оторвал его от вина, женщин и пения и дал приказ потихоньку, тайком скупить все участки земли вокруг города, по которым пройдет будущая железная дорога.

— Надеюсь, вы провернете это дело разумно и с тактом, — сказал Флидербойм, обнимая Якуба за талию, обтянутую фраком.

— Завтра же я приступлю к этой работе, — ответил Якуб Ашкенази.

— К раввину мы не пойдем, — прошептал ему Флидербойм по-еврейски. — А теперь возвращайтесь к вашим дамам.

Оркестр заиграл новый полонез.

Глава четвертая

То, что Флидербойм так подло обошел Хунце и заполучил губернатора к себе, куда больше, чем самих Хунце, задело Симху-Меера, он же Макс Ашкенази.

— Поди добейся толку, когда у этих иноверцев одни гулянки в голове! — сердито ворчал он себе под нос, злясь на баронов, которые, вместо того чтобы заботиться о делах и заводить полезные связи, думали только о ерунде — женщинах, охоте, фехтовании и прочих иноверческих глупостях.