Братья Ашкенази. Роман в трех частях
Шрифт:
— Ружья наизготовку! — заорал он мощным, оглушающим голосом.
Солдаты навели ружья на толпу.
Некоторое время, устремив на людскую массу колючий взгляд, офицер ждал, что народ все-таки разойдется. Но, увидев, что никто не шелохнулся, он отдал короткий приказ:
— Огонь!
Залп нескольких десятков ружей расколол напряженную тишину. Восклицания, проклятия, женские крики, топот множества ног слились воедино. Люди сбились в плотный клубок. Солдаты штыками теснили клубящуюся живую массу, очищая площадь.
Полицейские
Полицмейстер угостил офицера у ворот настоящей гаванской сигарой, полученной от фабриканта Флидербойма, и пожал ему руку.
— Завтра же фабрики заработают, — сказал он с улыбкой.
Но они не заработали. Напротив, все предприятия встали. Рабочие десятками тысяч вышли в воскресных одеждах на улицы и нападали на полицейских; люди собрались у тюрьмы и кричали, чтобы им выдали арестованных. Некоторые требовали, чтобы сам полицмейстер вышел с ними поговорить.
Накануне ночью рабочий поймал собаку полицмейстера, породистую овчарку, и зарезал ее, мстя за то, что его отца избили в полицейском участке. Рабочего схватили и поставили перед полицмейстером.
— Сотню ударов! — приказал полицмейстер. — Не жалеть плетей!
После семидесяти ударов наказуемый перестал кричать, даже ногами не дергал, но полицейские не отпустили его и по приказу полицмейстера отсчитали ровно сто плетей. Когда они велели рабочему встать, он был уже мертв. Полицмейстер отругал подчиненных.
— Болваны! — заорал он. — Надо было давать ему очухаться после каждых двадцати пяти ударов!
Но дело было сделано.
Полицмейстер велел быстро обмыть покойника, вывезти за город в пустынное место и похоронить так, чтобы никто его не нашел. Полицейские так и поступили, все сделали тихо. Но в городе об этом узнали. Рабочие потребовали, чтобы им выдали тело.
— Отдайте нам нашего товарища! — кричали они. — Мы хотим похоронить его как христианина, мы не потерпим, чтобы его зарыли, как собаку!
Полицмейстер вызвал пожарных и приказал облить распаленную толпу холодной водой, но вода не охладила бунтовщиков, а только разозлила их. Люди похватали булыжники, предназначенные для ремонта мостовой, и перебили окна в доме полицмейстера.
На других улицах толпы штурмовали полицейские участки и водочные склады. Полицмейстер в ужасе отправил телеграмму в Петроков:
«Что делать?»
Петроковский генерал-губернатор отправил телеграмму в Санкт-Петербург:
«Что делать?»
Из Санкт-Петербурга пришел ответ в Варшаву:
«Подавить безжалостно. Не жалеть патронов».
Полицмейстер вызвал войска гарнизона, но офицеры не вывели солдат из казарм.
— Войск недостаточно. Нужны казаки.
Губернатор телеграфировал в Варшаву:
«Войск недостаточно. Нужны казаки».
Варшава сразу же выслала казаков, но пока те не прибыли, народ бушевал на улицах. Сначала толпа разгромила водочные склады и напилась. Партийные вожди призывали, уговаривали,
Первым делом пьяные схватили бедного сутулого портного-поляка со свисающими вниз усами и короновали его королем Польши.
— Да здравствует король польский! — орала толпа, неся на плечах сутулого портного. — Ура!
— Да здравствует! — откликались женщины и бежали целовать стоптанные башмаки новоиспеченного венценосца.
Потом раздались другие призывы:
— Режь евреев! Грабь их!
— Пошли в Балут, в Балут!
Толпа незамедлительно принялась хватать евреев, вламываться в лавчонки, вытаскивать купцов из дрожек и бить их до смерти. Купцы бежали из лавок, бросив все на произвол судьбы. Женщины впадали в истерику, дети рыдали. Со всех сторон было слышно, как захлопываются двери и ворота.
Балутские евреи оказали сопротивление. Мясники, извозчики, ткачи-подмастерья, носильщики с топорами, жердями, железными ломами и крючьями встали на пути погромщиков и били их по головам. А в переулке Свистунов, где жили фокусники, катеринщики [130] и воры, пьяную толпу обливали кипятком. Какой-то мясник топором раскроил голову молодому иноверцу.
Погромщики отступили, но взяли труп убитого с собой и таскали его по улицам.
— Смотрите, католики, — вопили они, — что эти неверные сделали с христианином!
130
Катеринщик — бродячий музыкант, то же, что шарманщик.
— Отомстим за пролитую кровь католика! — кричали иноверцы.
— Евреи подожгли церковь! — визжали женщины.
— Они осквернили святые иконы!
— Священника задушили!
— Ура! На евреев!
— Уничтожить христопродавцев!
К рассвету из Варшавы прибыли казаки. Вместе с ними прикатил и петроковский губернатор. Навстречу им выехал полицмейстер.
— Что слышно в городе? — спросил губернатор.
— В городе еврейский погром, ваше превосходительство, — ответил полицмейстер, вытянувшись в струнку.
— Великолепно! — сказал губернатор, и улыбка расплылась по его лицу. — Это удовлетворит толпу.
Он тут же наклонился к казачьему полковнику, сидевшему с ним в карете, и заговорщицки прошептал:
— Задержимся здесь на пару дней — пусть эти канальи нагуляются досыта. Тогда и дадим им понюхать пороху.
— Стой! — приказал полковник конным офицерам.
— Стой! — разнеслись приказы офицеров вдоль всего казачьего строя.
На четвертый день бесчинств, когда в Лодзи было уже много убитых и раненых, казаки вступили в город и очистили его от бунтовщиков.