Братья Булгаковы. Том 3. Письма 1827–1834 гг.
Шрифт:
Говорят много о каком-то чудовище-медведе, имеющем 4 аршина вышины, когда становится на дыбки. Иван В. Чертков зовет с собою на травлю завтра, но я, признаться, не охотник до этих зрелищ.
Александр. Москва, 13 июня 1828 года
Славно идут дела наши с турками! У меня, брат, одно только опасение, что султана свои удавят; тогда-то может завариться каша, и союзники как бы не перессорились при разделе пирога. Надобно полагать, что Махмуд одумается и согласится на наши умеренные и справедливые требования.
В целом городе не могу найти карты турецкой. Сделай одолжение, пришли мне театр войны нашей. Единственная, которую имею, – это тобою подаренная, но это токмо почтовая, а в городе такая дрянь, что даже и Анапа не означена. Как глупы наши
Александр. Москва, 14 июня 1828 года
Киселева семья в восхищении от чина Павла Дмитриевича; без этой войны долго бы ему дожидаться производства по старшинству. Отличие, сделанное Витгенштейну, также велико, но и дела войск наших славны. Сообщай-ка почаще такие успехи, мой милый и любезный друг. Я уверен, что Грейг и Меншиков не ударят лицом в грязь, и полагаю даже, что Анапа будет взята прежде Браилова.
Фавст уехал на три дня в Петелино, где копает пруд; жалуется, что болен и нога одна распухла, надел башмаки прошлого столетия и преуморительные панталоны летние. Этот не будет никогда щеголем. Нелегкая догадала его купить орган с музыкой; когда к нему ни придешь, дети немилосердно по очереди играют, так что голову расстукивают. Я ему стал выговаривать, так он отвечал: «Молчи лучше; отец твой, право, умнейший был в мире человек, а уж верно умнее меня с тобою, да и у того были, помнишь, органы?» – «Был, да не целый же день в них бренчали, как у тебя теперь». – «Пусть, душечка, дети забавляются: это сделает ухо их музыкальным». – «Держи карман! Выбрал все такую дрянь, а еще по заказу: «Реченька», да «Камаринский», «Веселая голова» и проч.»
Александр. Москва, 16 июня 1828 года
Обедал я у князя Якова Ивановича [Лобанова-Ростовского]; играли в бильярд. Я приобрел 100 рублей, потащил он меня на пруды гулять; было немного. Откуда явился вдруг Савельич, в каком-то женском капоте, на голове род скуфейки бархатной, украшенной левкоями и розанами, начал петь, любезничать и собрал около себя человек 100. Только старым становится; поплясал немного и так запыхался, что насилу отдохнул.
Вечером заехал на минуту в Английский клуб, где нашел Вяземского, с коим более часу проболтал.
Когда увидишь Закревского, за меня поцелуй. Здесь распустили глупый слух, будто он прислал сюда чиновника запечатать заведение вод искусственных яко вредное для пьющих оные. С этого я полагаю начать бы; а позволив раз, как же запечатать? Это все выдумки противной партии, то есть тех докторов, кои завидуют успехам заведения и барышам Лодера и компании.
Александр. Москва, 18 июня 1828 года
Навеселился я, любезный друг, у Хрущовых. Время было бесподобное, и туда ехали так весело, что не видали, как проехали 22 версты. Сидело нас четверо в 4-местной карете: Жихарев, князь Иван Ал. Лобанов, Афросимов и я. Почти подъезжая к Усову, Жихарев приметил, что кучер (извозчик наемный) качается. Что такое? Вышло, что он мертво пьян. – «Помилуйте! Я? Как-с, какой я пьян? Меня закачало от дороги…» Только на ухабе вдруг сбросило его под колесо с козел. Лошади, к счастью, остановились, да и форейтор, племянник его, всю дорогу, бедняжка, все ехал, оглядываясь, и, увидев, что почтенный его дяденька упал с козел, тотчас остановил свою пару, отчего и те четыре также остановились. Мог бы убиться до смерти. Таки силою влез опять на козлы и благополучно нас довез. Как эти люди живы! Вообрази себе, что пьяный, просидев два часа на козлах в зной такой, в поту, как был, кинулся в Москву-реку, пьяный купался, плавал, вышел из воды и голый лег на траву под деревом спать как ни в чем не бывало. Стали ему выговаривать, так он отвечает: «Да ведь наше дело мужицкое, у меня не барская кровь; слава Богу только, что кто-нибудь не сшалил, да платья у меня не украл». Заставили нас там есть, пить, гулять, играть в мушку. Надобно было и поужинать, и мы в Москву возвратились в три часа пополуночи.
Число пьющих воды видимо прибавляется.
Ох, звал больной Василий Львович к себе обедать сегодня с Вяземским; не знаю, решусь ли ехать. Далеко в Слободу, да и устал я от поездки загородной; хотелось бы отдохнуть. Увижу, как отделаюсь в Архиве. Я вчера сделал глупость. Хрущов дарил мне славную лошадь для завода, у них тут тоже завод в подмосковной, я поцеремонился; но дело можно еще поправить.
Александр. Москва, 19 июня 1828 года
Пфеллер явился; приступает все, чтобы я воды пил. Ежели делать, то уж порядочно, теперь не могу никак. Старик хочет тебе жаловаться. В будущем месяце можно будет подумать об этом. Большая на них мода теперь, князь Дмитрий Владимирович и княгиня его тоже начали пить. Не помню, сообщал ли я тебе остроту Посникова. Сидит он в Сенате, видит Дурасова, возвращающегося с вод. «Ба! – говорит Посников. – Должно быть, поздно». – «А что?» – «Да вот и скотина возвращается уже из водопойла». – С будущей недели будет там и музыка, как в Карлсбаде.
Пфеллер мне сказывал, что племянник его, адъютант графа Чернышева, был отправлен на какой-то завод; он послал оттуда эстафету к своему генералу, эта эстафета была около Торжка ограблена. Скажи это Чернышеву, ежели его увидишь, чтобы он Пфеллера не считал неисправным или умершим. Может быть, пишет тебе и Рушковский об этом.
Александр. Москва, 21 июня 1828 года
Поздравляю тебя с победами; но желательно, чтобы славный мир избавил бы нас на будущие времена от нужды брать штурмами проклятые эти турецкие крепости, которые много уже стоили русской крови. Также прислал мне Воронцов письмо рейс-эфенди к французскому послу в Корфе, с коим задирают турки негоциации. Это хорошо, лишь бы не мешало продолжению военных действий.
Вигель приехал из Одессы, долго у меня сидел и много рассказывал. Воронцов царски угощает императрицу, которая изволит жить в его доме [32] . Сервизы, серебро, фарфор, хрусталь, столовое белье, все хозяйское, и все новое, с иголочки, – все обдумано для покоя и удовольствия государыни. Император чрезвычайно ласкает Воронцова. С маленьким сынком его был спор у государя. «Ты не любишь папеньку!» – «Люблю». – «Нет, не любишь, я знаю». – «Нет, ты врешь, я тебя прибью, я люблю папу». Только государь стал продолжать шутку, а мальчишка так рассердился, что схватил песку горсть (спор был в саду) и бросил государю в лицо, а государь ну смеяться, повторяя: «Я виноват, защищал неправое дело»; а Воронцов испугался, не попало ли песку в глаза императорские.
32
Этот дом на углу одесского Приморского бульвара был тогда только что отстроен. Императрица жила в нем с девятилетней великой княжною Марией Николаевной, которую учила русскому языку племянница Жуковского, супруга одесского карантинного начальника Анна Петровна Зонтаг.
Кажется, что Митюша Н. [Нарышкин] не останется на своем месте и что Вигель будет губернатором; он малый умный и сведущий.
Александр. Москва, 22 июня 1828 года
Браилов взят, не без жертв; но как же быть? Очень тебя благодарю, что не поленился ты выписать слова великого князя. Мы читали это с восхищением. Такие подробности тем приятнее и любопытнее, что они не помещаются в официальных реляциях. В короткое время государь мог изучить всю военную науку, одну только ему неизвестную на практике. Он был на сражениях сухопутных и морском, видел осаду, сдачу важной крепости, переход через большую реку целой армии. Порядочный курс, можно всему научиться.