Братья Карамазовы. II том

Вербицкий Сергей

Присяжный поверенный Хартулари (защитник подсудимого Михайлова): Г-да сенаторы и г-да сословные представители! Кто-то совершенно справедливо заметил, что защита подсудимых есть дань несчастью, не заплатить которую значит не исполнить своей профессиональной обязанности, значит извратить смысл и назначение одного из тех учреждений, вызванных к жизни судебными уставами 20 ноября 1864 года, которые в числе других составляют славу и величие минувшего царствования!

Только сознание этого долга и та благоговейная признательность, с какой каждый из нас, как член одной и той же судебной семьи, должен отнестись к державной власти за распространение ей действия общего процессуального закона на преступление, далеко выходящее из ряда обыкновенного, – только эти два чувства, повторяю я, долга и признательности, должны раскрыть защите уста, немеющие при одном воспоминании о страшном событии 1 марта, беспримерном в истории русского народа!.. К сожалению, мы

не призваны к всесторонней оценке упомянутого прискорбного факта, глубоко возмутившего общественную совесть… Под тяжелым гнетом того общего над всем впечатления, от которого невозможно отрешиться ни на одну минуту, защите предстоит ограничить свою деятельность в более скромных, предначертанных ей рамках силой закона и обстоятельствами настоящего дела, а именно – заняться охранением законных прав обвиняемых здесь, на суде, и содействием правосудно к более правильному освещению совершенного преступления со всеми его активными и пассивными участниками.

И вот, приступая к исполнению этой обязанности, защита подсудимого Михайлова считает необходимым оговорить, что девизом для своих предстоящих объяснений она избрала тот всемирный закон, который управляет судьбами всех государств, обществ и отдельного человека. На основании приведенного закона всякий человек отвечает перед своей совестью и перед людьми только за одни свои действия, если они при этом обнаружены, доказаны и имеют прямую и непосредственную связь с предметом направленного против него обвинения.

Между тем, опираясь на этот закон и сопоставляя между собой обвинение Михайлова и те факты, на которых оно основано, я должен заметить, соединяя глубокое уважение к суду с таковым же уважением к правде, что намерен оспаривать основательность той части обвинения моего клиента, которая приписывает ему между прочим участие в приготовительных действиях для совершения известного злодеяния.

Обращаясь с этой целью к обстоятельствам дела, или, выражаясь точнее, к ответам, данным подсудимым Особому присутствию на предложенные ему вопросы об отношениях его к настоящему обвинению, следует, прежде всего, обратить внимание, что в этих ответах подсудимый Михайлов обрисовался, по мнению моему, человеком, пожелавшим говорить на суде одну только правду, без хвастовства и без всяких опасений за последствия, заранее им предвиденные.

3-го марта настоящего года, в 10 часов 30 минут утра, как гласит обвинительный акт, в дом № 5 по Тележной улице вошел подсудимый Михайлов и, поднимаясь по лестнице во второй этаж, где находилась квартира № 5, был встречен дворником означенного дома Мироном Сергеевым, и на вопрос сего последнего, куда он идет, ответил: в квартиру № 12. Вследствие сего Михайлов, показавшийся дворнику подозрительным, был приглашен им и городовым, стоявшим на одной из площадок лестницы, в квартиру № 5, где и был задержан, и во время обыска его, выхватив из кармана револьвер, произвел шесть последовательных, один за другим, выстрелов в задержавших его полицейских чинов.

Таков пролог обвинения, за которым последовало убеждение следственной власти о принадлежности Михайлова к той же преступной ассоциации, к которой принадлежали ранее уже заарестованные в той же квартире лица и которая имела целью посредством насильственного переворота ниспровергнуть существующей в России государственный и общественный строй. Однако же добытые розыском и дознанием данные ничего не прибавили к тому, что уже было выяснено собственным сознанием Михайлова относительно его личности и той роли, какую он играл в означенном преступном сообществе.

Тем не менее прокурорская власть признала возможным обвинять подсудимого Михайлова и в участии в приготовительных действиях для покушения на жизнь священной особы в Бозе почившего государя императора, ссылаясь при этом частью на обнаруженный дознанием факт знакомства подсудимого со всеми остальными обвиняемыми по делу, соединенными, по словам прокуратуры, друг с другом общностью превратных воззрений и преступной деятельности, частью же на оговор подсудимого Рысакова.

Но прежде нежели мы рассмотрим приведенные основания с целью доказать виновность подсудимого Михайлова, да позволено нам будет предварительно исполнить желание обвиняемого приведением краткого его биографического очерка, на что он имеет неотъемлемое право, так как, обвиняясь в столь важном государственном преступлении, он может сказать своим обвинителям и судьям: «Проследите мою жизнь и подумайте, кто я».

Крестьянин Смоленской губернии, Сычевского уезда, Ивановской волости, деревни Гаврилково Тимофей Михайлов родился 22 января 1859 года. До пятнадцатилетнего возраста, то есть до 1873 года, он занимался сельскими работами и, как сам выразился, воспитывался около сохи и бороны, и, таким образом труд пахаря был первой его школой, которая пробудила в нем самосознание и указала на полную несоответственность применяемого труда с его плодами. Обстоятельство это и побудило Михайлова отправиться на заработки в Петербург в 1874 году, и с этого времени в течение почти шести с четвертью лет начинается, если можно так выразиться, скитание подсудимого по фабрикам и заводам Петербурга и Кронштадта, работы на которых

привели его к новому убеждению о непроизводительности личного труда и в этой сфере деятельности рабочего сословия. Он заметил здесь, что личный труд является предметом неограниченной эксплуатации со стороны фабрикантов и заводчиков. Девятнадцати лет от роду подсудимый стал учиться грамоте под руководством одного из своих товарищей в свободные от тяжелого труда минуты, назначенные для отдыха. Наставник его вместе с грамотой при беседах с ним стал впервые преподавать ему социальные идеи в применении их к рабочему сословию, и идеи эти, как наиболее соответствовавшие наболевшему в его жизни месту, в такой степени охватили подсудимого, что он вскоре не только стал членом социально-революционной партии, но даже сделался апостолом ее среди фабричного населения, и впоследствии, когда распространился слух, что пропаганда, так успешно начатая среди рабочего населения, обнаруживается, то он по предложению своих руководителей, членов центральной агитационной партии социально-революционного движения, к которой принадлежали, между прочим, и все обвиняемые по настоящему делу, принял участие в организации боевой рабочей дружины, представлявшей собой террористическую фракцию рабочей организации, имевшей исполнительной целью охранение рабочих от притеснений нелюбимых мастеров.

При таковых условиях и при той связи, какая, по объяснению подсудимого Желябова, данному здесь, существовала между членами рабочего движения как видового учреждения, созданного партией социально-революционного освобождения, к которой принадлежал он, Желябов, и все остальные обвиняемые, может ли представляться факт знакомства Михайлова с Желябовым и другими обвиняемыми какой-либо уликой против Михайлова в таком преступлении, как цареубийство, бывшее делом одной только агитационной партии? Не думаю.

Этим же отношением рабочего движения к центральной агитационной партии, которая, по объяснению Желябова, не переставала следить и руководить рабочим движением, объясняется посещение Михайловым своих руководителей на их квартирах, на одной из которых он и был задержан 3 марта. Справедливость сомнения относительно личности обвиняемого и той роли, какую он играл в общем деле революционной партии, подтверждается не только ходом дознания, но и тем всем положением, какое он занимал в кругу остальных обвиняемых. И в самом деле, обвинение Михайлова в участии в приготовительных действиях для покушения на жизнь священной особы государя императора могло бы иметь место, если бы хотя бы одним единственным показанием, выслушанным нами здесь, на суде, или хотя бы одним вещественным доказательством, найденным у него при обыске, можно было бы установить тот факт, что подсудимый принимал полноценное участие в означенном преступлении. Затем, какое же еще другое доказательство выставлено прокурором процесса в подтверждение того, что подсудимый Михайлов принимал участие в подготовительных действиях к преступлению, совершенному 1 марта? Таким доказательством оказывается оговор подсудимого Рысакова.

Не говоря уже о том, что оговор одним из подсудимых другого представляет собой самое несовершенное доказательство виновности и едва ли может быть принят во внимание судом, если он не подкрепляется другими данными следственного производства, тем более при обвинении в таком преступлении, которым человек поставлен между жизнью и смертью. Но если даже рассматривать показание Рысакова безотносительно, то и тогда по смыслу своему оно представляется более гадательным, нежели положительным. Так, например, упоминая о том или другом из приготовительных действий к совершению известного преступления, относительно участия Михайлова он выражается словами: «Кажется, был и Тимофей Михайлов» или «Кажется, был Тимофей Михайлов, если он того не отрицает». Вот почему при оценке подобного показания представляется необходимым сопоставить его и с показаниями других подсудимых, которые заслуживают, по мнению моему, безусловного доверия вследствие отсутствия у них какого-либо интереса извращать факты, относящиеся к подсудимому Михайлову. Но есть еще одно соображение, есть еще более положительное доказательство невиновности Михайлова в преступлении 1 марта, на которое я прошу Особое присутствие Правительствующего сената обратить свое внимание. В то время, когда производились обыски в различных квартирах, в которых проживали обвиняемые, почти у всех, как это видно из актов дознания, найдены были те или другие вещественные доказательства, обнаружившие приготовления к совершению настоящего преступления; между тем при обыске в квартире Михайлова, акт которого находится в следственном производстве, не обнаружено никаких доказательств прикосновенности обвиняемого к тому же преступлению. Идем далее. Ни одна из хозяек тех квартир, в которых проживали прикосновенные к преступлению лица, не признала в Михайлове сходства с теми, которые посещали их жильцов. Таковы те немногие доводы и соображения, которые защита подсудимого Михайлова признала необходимым представить на усмотрение Особого присутствия Правительствующего сената для доказательства исключительной виновности обвиняемого только в таких преступных действиях, в совершении которых он сознался и которые соответствуют 2-му отделению статьи 250 и статьи 1459 Уложения о наказаниях.