Братья по крови
Шрифт:
– Понятно, господин префект.
– Вот и хорошо. В таком случае все знают, что им делать. Атаку начинаем сразу, как у подножия холма построится Седьмая когорта. – Он огляделся и с решительным видом завершил: – Удачи вам, господа. Делайте свое дело, и к полудню все уже будет закончено. По местам.
Офицеры отсалютовали и стали расходиться по своим подразделениям. Катон и Макрон шагали вниз вдоль колонны легионеров. Когорта Макрона находилась в конце, сразу перед пехотой ауксилариев под командованием Горация. Кровавые Вороны стояли возле своих лошадей в самом хвосте колонны.
– Ну, что думаешь? – задал
– Насчет чего?
– Насчет плана префекта.
– Очень уж все просто, – поджал губы Макрон.
– В этом и проблема.
– Иногда, знаешь, чем проще, тем лучше.
– Это так, – согласился Катон. – Но не в нашем случае. Лобовая атака обойдется нам дорого. Если переть на главные ворота, тяжелых потерь не избежать.
Он умолк и указал на наружный бастион, который огибала тропа на своем приближении ко рву и крепостным воротам. Вдоль палисада там уже стояли десятки воинов, следя за действиями римлян.
– Вот бы чем заняться, прежде чем лезть с тараном на ворота…
Макрон оглядел грозное земляное укрепление.
– Слишком много времени займет. Гораций прав: надо разделаться со всем этим как можно быстрее. Даже если из-за этого придется понести какие-то дополнительные потери. – Он мрачно улыбнулся: – Холмы… Ощущение такое, что мы в последнее время стали по ним доподлинными знатоками.
Катон с минуту помолчал, взвешивая опасности предстоящего штурма.
– Будем надеяться, что это не окажется повторением той кровавой бойни, в которую мы угодили с силурами.
– Да услышат нас боги.
Они продолжили спуск вдоль колонны, пока не дошли до сигнума во главе Макроновой когорты. Здесь Катон протянул руку, и они обменялись крепким рукопожатием.
– Береги себя, Макрон. Если тебя пошлют на холм, придется несладко.
– Чтобы меня послали на холм, Горацию придется сильно обделаться. Но до этого не дойдет. А ты давай смотри, чтобы никто из тех ублюдков не ускользнул.
– Такое у Каратака повторно не выйдет. Клянусь всеми богами.
– Я бы на твоем месте их не дразнил. Им нравится потешаться, когда мы с тобой в паре. Это я уже смекнул.
– Ах, вон оно что, – рассмеялся Катон. – Ну, тогда до встречи в крепости.
На этом они расстались, и префект пошагал к своим ждущим всадникам. К тому времени как он вскочил в седло и дал команду «по коням», блики раннего солнца уже поигрывали на шлемах Седьмой когорты, которая вышла из поселка и сейчас строилась по центуриям на идущей по склону тропе. Вверху на наружном бастионе в чистом небе курились дымки: защитники готовились встретить штурм.
– Декурион Мирон!
– Слушаю!
Катон указал на холм.
– Нужно расположить наших неподалеку от подножия склона – думаю, если ставить по двое через каждые полсотни шагов, то как раз покроют. С собою в резерве оставлю одну турму, справа от поселка. Не пропускать ни единого человека. Всех брать в плен, убивать только по необходимости. Каратака же брать только живым. – Катон развернул лошадь, чтобы его слышали все Вороны: – Вы все знаете, как выглядит Каратак. На этот раз ему не уйти! Сотню динариев тому, кто заметит его и пленит! По десять за каждого другого пленного!
Судя по тому, как возбужденно загорелись глаза всадников, стало ясно, что на них вполне можно положиться – и на фракийцев, и на пополнение. Свой долг
– Вторая Фракийская, вперед!
Он дал шпоры коню и, шурша высокой травой, легкой рысью повел свою когорту в сторону холма. Передовую турму Катон остановил невдалеке от крайних хижин и приказал Мирону начать расстановку людей вокруг склона. Впереди к штурмовой колонне достраивалась оставшаяся часть легионеров Седьмой когорты. Ближе к ее переднему краю на земле лежал таран, который с боков готовились понести по восемь человек, прикрепивших свои щиты к спинам. Им предстояла незавидная задача тащить тяжеленную балясину всю дорогу к вершине холма, а затем молотить ею по воротам. Все это время они будут представлять собой мишени для защитников, и им оставалось полагаться лишь на помощь товарищей, готовящихся прикрывать их по мере сил.
Внимание Катона привлекло грохотание колес. Он обернулся и увидел Септимия, сидящего погонщиком на своей неизменной телеге, что близилась со стороны лагеря. Притормаживая за турмою Катона, имперский агент бодро помахал рукой:
– Доброго утра, префект!
– Что тебя сюда принесло, Гиппарх?
– Торговля, господин префект, торговля. Что же еще? – Он указал на легионеров. – Работенка сегодня предстоит жаркая. Людям надо будет подкреплять силы, а что для этого годится лучше, чем чаша моего доброго вина? Заодно и на ратные труды полюбуюсь с близкого расстояния, – добавил он со значением. – Кто знает, что скромному торговцу откроется за этот день…
Протяжный звук рога возвестил о начале штурма, и оба сосредоточили внимание на Седьмой когорте, двинувшейся на приступ.
– Ой, мне же пора, – озабоченно постучал себе по лбу Септимий и хлестнул плеткой запряженного в повозку мула. Телега загремела по щербатой земле и скрылась внутри поселка. Неожиданно Катон покачнулся в седле от усталости. Этой ночью он почти не спал, и голова теперь туманилась от утомления. Похоже, что и Септимий, и его хозяин Нарцисс были совершенно правы: заговор против побед Рима в Британии исходил от клики заговорщиков. И Каратак, если его удастся взять живым, будет доставлен в Рим и подвергнут допросу с пристрастием насчет того, кто же именно из римлян тайно подпитывал его противостояние.
Однако при всей своей силе и стойкости ему, мятежному королю, не выстоять перед искусством матерых истязателей императорского секретаря. Он выдаст все, что знает, а затем втихую последует благоразумное кровопускание среди тех, кто окажется причастен к заговору против императора Клавдия. Может, для Каратака даже лучше погибнуть сегодня, сражаясь с римлянами до последнего вздоха. Лучше смерть героя, чем бесславная кончина мученика, сломленного дознавателями в пыточных Нарцисса. Как-никак, а в бою он погибнет за свободу своего народа. И ведь он действительно сражался, продолжая борьбу и тогда, когда короли помельче склонялись перед Римом или принимали от них в уплату монеты, становясь для императора ручными зверушками. Что ни говори, а в этом человеке действительно есть что-то героическое. Так что пусть лучше падет в бою, чем изойдет в страдании и муках в темном узилище сырых и смрадных недр императорского дворца.