Братья по разуму
Шрифт:
Игорь кивнул. Мэкс затоптал окурок и с тоской посмотрел на молодого и необстрелянного собеседника, который ни разу в жизни не ходил в облаву на зомби-мутанта.
– Конечно, наши пушки были перенастроены для стрельбы по тварям, – продолжил он. – Но потом один урод сумасшедший выстрелил из пульсатора в настоящего живого человека. И тот моментально коньки отбросил. Ну, и так далее, ты ведь в курсе, верно? Так что психотронное оружие я два-три раза в неделю держал в руках и пускал в ход. Конечно, ничего особенного рассказать я о нем не мог. Но тем не менее ко мне приезжали и меня допрашивали. Сначала я терпел. Потом начал обижаться вслух и
– До чего же мне все это не нравится! – сказал Игорь сквозь зубы.
– Королев просил меня ответить на все твои вопросы, – вздохнул Мэкс. – Я ответил. Теперь делай, что знаешь. Увидишь Волкова – скажи, что я его не забыл.
– Увижу, – кивнул Игорь. И почувствовал вдруг глубочайшее отвращение при самой мысли, что это рано или поздно случится.
Глава 13
Пятое июня, полдень
– Мне тут нужно смотаться по делам, – сказал Мэкс Игорю после завтрака. – К обеду вернусь. А ты проследи, чтобы твой напарник не безобразничал.
– А я? – ехидно спросил Игорь.
– Ты – не будешь, – заверил его Мэкс. – Может, я и старый уже, но пока что не слепой. К обеду вернусь. Королеву привет.
Мэкс сел в один из джипов и уехал. Вестгейт спал в комнате для гостей. Тина на кухне чистила рыбу – по старинке, вручную. Игорь забрался в машину и позвонил начальнику.
– Поговорили? – спросил Королев.
– Угу, – промычал Игорь.
– Интересно?
– Неожиданно.
– Вот то-то и оно. Ну ладно, вернешься – обсудим.
– Как на Службе дела?
– Так себе, – вздохнул Королев. Голос у него был какой-то неживой: то ли не отошел еще шок от «промывки», то ли дела были на самом деле не очень.
Игорь убрал телефон и задумался, как бы половчее убить время. Анализировать полученную от Мэкса информацию ему не хотелось совершенно. Очень уж она оказалась не к месту. То, что Служба интересовалась перспективными вооружениями, ни для кого секретом не было. Но психотроника даже на Службе считалась технологией запредельной и крайне опасной для человечества. Уничтожение психотронного оружия и установление жесточайшего контроля над исследованиями по биоэнергетике всегда преподносились как большая заслуга Службы на пути к безопасному миру.
И за какие-нибудь десять часов узнать дважды из разных источников о том, что это не совсем так, было по меньшей мере неприятно.
Игорь разобрал и почистил оружие, поиграл немного с кляксой и вытряхнул из машины накопившийся мусор. Открыл капот и долго разглядывал его внутренности, соображая, все ли на месте. Проверил уровень масла в двигателе. Потом уровень всего жидкого везде, куда оно было налито. Забрался под машину и передергал все, что там торчало. Вознамерился было подкачать колеса, но давление оказалось в норме. Тогда Игорь всерьез забеспокоился. Наверное, впервые в жизни ему было скучно. Обычно он скуки не знал, потому что всегда находил, о чем поразмыслить. Но именно сейчас размышлять он не хотел, потому что в голову назойливо лезла одна и та же мысль – а как именно сумасшедший Дядя собирался использовать оружие массового поражения, окажись оно у него в руках?
И какого черта делал такой психопат в должности первого заместителя директора Службы, организации, знаменитой своими опытными психологами?
И кто же все-таки убивает нелегалов?
А главное – зачем?
И когда
Озеро было небольшое, примерно километр на два, но такой необыкновенной красоты, что Игорю сразу же стало легче. Он уселся на мостки, закурил, разулся, опустил ноги в прохладную воду и погрузился в транс глубокого соприкосновения с природой.
В таком обалделом состоянии его и нашел Вестгейт.
– Неплохо, – отметил он благосклонно. – Не Лох-Несс, конечно, но вполне пристойно.
– Сноб заморский, – проворчал Игорь. – Несси Фэрис Ромбоптерикс.
– Это что еще такое?
– Так лох-несское чудовище по-латыни называется. У нас, между прочим, свои водятся не хуже. И недалеко отсюда, километров пятьсот, в Тверской области.
Вестгейт недоверчиво глянул на Игоря, но ничего не сказал и уселся рядом.
– Отдохнул? – спросил Игорь.
– Жить можно, – ответил Вестгейт.
– А работать?
– В смысле?
– В смысле гипноза.
– Слушай… А ведь мы с тобой всего лишь сутки как познакомились. Ты уверен, что в достаточной степени мне доверяешь? Мало ли, о чем я тебя начну выспрашивать…
– Это твое личное дело, – сказал Игорь жестко, глядя Вестгейту прямо в глаза. – Мне важен результат. И выбирать не приходится. Кроме того… – Он секунду помедлил, не отводя глаз. Взгляд был пронизывающий, и Вестгейт выдержал его с трудом.
– Кроме того, – повторил Игорь, – у меня такое ощущение, что я на самом деле тебе доверяю.
Вестгейт тяжело вздохнул и отвернулся.
– Я родился в девяносто восьмом, – сказал он глухо. – К этому времени мать и отец уже точно знали, что никогда не смогут жить вместе. Они расстались где-то примерно в девяносто пятом. Но как минимум раз в году все равно встречались ненадолго. Предавались, как я понимаю, любви и воспоминаниям. Любили друг друга и оскорбляли. И наоборот. Думаю, каждому было что вспомнить и в чем другого обвинить. Их роман тянулся не меньше пяти лет чистого времени, с перерывами на мамино первое замужество и еще какие-то периоды, когда отец находил силы послать ее к черту и уйти. Но он каждый раз возвращался. Это была какая-то безумная и трагическая любовь. Когда люди понимают, что они не пара, но оторваться один от другого не могут.
Игорь молча закурил сразу две сигареты и одну сунул Вестгейту. Тот, не оборачиваясь, благодарно кивнул и сделал несколько жадных затяжек.
– И в девяносто пятом они таки расстались навсегда, – продолжал он, глядя на колышащиеся вдалеке камыши. – Мама опять вышла замуж, и снова ненадолго. Наверное, она так пыталась стереть из памяти образ Игоря Волкова, но все, что подворачивалось ей под руку, ни в какое сравнение с ним не шло. Она потом сказала, что в ее жизни был только один мужчина – он. А остальные не в счет. И, короче говоря, в один прекрасный день она решила, что ей пора заводить ребенка. Пришла к отцу и сказала – давай. Ребенка хочу только от тебя и ни от кого другого. А отец, как я понял, был тогда в какой-то жуткой депрессии. Вплоть до мыслей о суициде. И сам факт того, что хоть что-то от него на земле останется, видимо, пришелся ему по душе. При том что он маму к тому времени успел окончательно возненавидеть. Знаешь, я его понимаю. Насколько я знаю свою матушку, крови она ему успела попортить более чем достаточно…