Братья Шелленберг
Шрифт:
В конце концов Венцель согласился на все, что предложил адвокат.
– Возможно ведь, что я женюсь вторично, – сказал он со смехом.
– Я понимаю вас, вы прежде всего желаете ясности отношений.
Венцель, разумеется, только забавлялся мыслью о возможной женитьбе. Но на всякий случай уже расчищал к ней пути. За последний год он совсем забыл о своих семейных делах.
Макентин законтрактовал аэроплан. В десять часов утра погружены были чемоданы, а десятью минутами позже машина поднялась на воздух. Макентин сейчас же открыл ручной саквояж, который
Пилот вдвинул в кабину записку: «Курить воспрещается».
Венцель ответил ему запиской: «Стройте несгораемые аэропланы».
Над Лейпцигом оказалось, что Венцель сделал грубую ошибку. Он чертыхнулся и сдал тщательно начатую партию. Сейчас же они приступили ко второй. Над Саксонскими горами попали в снежную бурю, но это их не интересовало. Когда они проносились над Нюрнбергом, партия была в выигрышном для Венцеля положении, но при перелете над Боденским озером выяснилось, что Макентин нашел хитроумный и коварный ход. Он вынудил обмен ферзями, и шансы Венцеля на победу были теперь незначительны. Макентин отчаянно добивался ничьей. Но Венцель боролся героически, между тем как машина летела над сверкающими, покрытыми снегом горными цепями. Наконец, ему не осталось ничего другого, как согласиться на ничью.
– Что за чепуха! – крикнул в ярости Венцель. – Я уже выиграл партию!
– Ха-ха-ха! – Макентин весело уложил доску в саквояж. – А вот и Санкт-Мориц! – сказал он, показывая на сверкающий горный массив, на целый край из льда и снега, лежавший перед ними. – Группа Бернины.
Двигатель умолк, и машина плавно окунулась в ослепительный солнечный свет.
– Это похоже на Нью-Йорк, – воскликнул Макентин, когда аэроплан несся вдоль многоэтажных отелей, блестевших на солнце тысячами окон.
– А вот и Штольпе! – Макентин показал на крохотную фигурку, с комической поспешностью семенившую по залитому солнцем снежному полю. – Как бежит!
Они прилетели.
3
И вправду, это был маленький Штольпе, запыхавшийся, сияющий, медно-красный от солнечного загара, кожа у него шелушилась на носу.
– Все ли в порядке? – спросил Венцель.
– Все, – ответил Штольпе. – Я купил за триста франков благосклонность швейцара и, к счастью, захватил номера. А вот и сани.
Едва лишь Венцель распаковал в отеле чемоданы, как солнце уже скрылось за вершинами гор. Массив Бернины вспыхнул мрачным пламенем, но потом на долину быстро надвинулся непроницаемый мрак. Венцель пообедал у себя в комнаге и рано лег спать, предварительно послав Женни краткую телеграмму. Впервые за много месяцев ему случилось рано лечь в постель. Он проспал до утра, полных двенадцать часов, ни разу не проснувшись. Когда, великолепно отдохнув, он вышел из отеля, то зажмурился от ослепительного света.
Широкая котловина, где
В то время, как остальное человечество силилось одолеть тяжелый повседневный труд и не надорваться от изнурения, здесь разгульная кучка людей с утра до ночи лихорадочно трудилась над тем, чтобы выработать в себе усталость, необходимую для здорового сна. С пяти часов начинались танцы в дансингах и кафе. Джаз-банды грохотали. А в восемь странные существа, целый день кутавшиеся в плотную шерсть, прельщенные волнами электрического света, выскальзывали из своих коконов. Нежные шелка, нежная плоть, нежное благоухание. Совсем по вкусу Венцеля был этот уголок!
– Я велел оставить за нами этот стол, – услужливо сказал Штольпе и повел Венцеля в угол обеденной залы.
Не успели они окунуть ложки в суп, как появилась леди Уэсзерли в сопровождении обоих своих телохранителей, которые вели ее к столу.
Ее появление, как всегда, возбудило внимание зала. Все у нее сверкало и блестело: глаза, зубы, губы, волосы, плечи, руки. Вызывающе вскинув свой смелый профиль, она прошуршала и просверкала мимо. Улыбка светской львицы, привыкшей к победам, играла на ее темно-красных, накрашенных, надменных губах.
– Кто это? – в восторге пролепетал Макентин. Штольпе сделал ему знак.
Но Венцель сделался молчалив. Он сидел с нахмуренным лбом, со сжатыми челюстями, словно готовясь к атаке. Такой вид у него бывал всегда после того, как он на что-нибудь решался. Венцель Шелленберг и теперь принял решение, когда Эстер, блистая и сверкая, прошумела по зале, приковав к себе все взгляды. Что было мимолетной игрою воображения, стало теперь намерением. Он желал овладеть Эстер Раухэйзен любой ценой.
4
После обеда он поздоровался с Эстер в фойе отеля непринужденно и отнюдь не с тем почтительным выражением, с каким подходили к ней другие мужчины. Здесь, в фойе, гости отеля имели обыкновение отдыхать с часок после дневных трудов и обеденных тягот, чтобы набраться сил для бала или бара.
Эстер нисколько не удивилась, вдруг увидев перед собою Венцеля. В Санкт-Морице не счесть было всех ее знакомых из Парижа, Лондона и Берлина. Куда она ни поворачивала голову, везде в глаза бросались знакомые лица.