Братья Sisters
Шрифт:
— Хорошо, что сами во всем убедились, — заметил продавец очевидное.
На такую глупость и отвечать-то жалко, поэтому я смолчал.
Вдобавок к зубному порошку я прикупил: фунт муки, фунт кофе, полфунта сахару, два фунта бобов, два фунта бекона и два фунта сухофруктов. При виде такого изобилия в желудке дико заурчало. Я выпил большую кружку воды, и когда шел в конюшню, то прямо слышал, как на каждый шаг мое нутро отзывается громким всплеском.
Когда я вошел, конюх как раз закончил подковку вороного.
— Даю шесть долларов за скотину
Я подошел к Жбану и, погладив его по морде, произнес:
— С добрым утречком.
Конь вроде как признал меня и посмотрел прямо, без страха или злобы. Стоявший у меня за спиной конюх сказал:
— Гл'aза он, скорее всего, лишится и телегу-то вряд ли потянет… Даю четыре доллара.
— Я передумал. Этот конь не продается.
— Даю шесть долларов с учетом подковки.
— Нет. Говорю же: я передумал. Лучше купите вороного.
— Семь долларов. Больше за одноглазого не дам.
— А сколько дадите за вороного?
— Вороного я себе позволить не могу. Восемь долларов за одноглазого.
— Назовите свою цену за вороного.
— Двадцать пять долларов.
— Он стоит в два раза больше!
— Тридцать долларов с седлом.
— Не валяйте дурака. Отдам за сорок без седла.
— Даю тридцать пять.
— Тридцать пять без седла?
— Тридцать пять без седла. И минус доллар за подковку.
— Доллар за подковку лошади, которая вот-вот отойдет вам?
— Вы просили подковать вороного, извольте оплатить услугу.
— Вы бы так и так его подковали.
— Один доллар ничего не решает.
— Тридцать четыре.
Конюх побежал домой за деньгами. Вскоре я услышал, как он спорит с некой женщиной. При этом он шипел, и слов я разобрать не мог. Хотя услышал одну фразу: «Заткнись! Он же круглый дурак!» В это время в конюшню явился Чарли. Зеленый, братец тщетно пытался скрыть нездоровый цвет лица. Вернулся конюх: принес деньги и бутылку виски, чтобы отметить сделку. Стоило предложить стаканчик Чарли, как мой братец хлопнулся на пол. Он был так занят своим недугом, что результат моих махинаций заметил, лишь когда мы отъехали от города миль на десять.
Глава 23
— Где вороной конь? Почему под тобой снова Жбан?
— Я передумал, вот и приберег его.
— Не понимаю тебя, братец.
— Жбан оставался предан мне.
— И все равно не понимаю. Таких, как тот вороной, один на миллион!
На это я ответил:
— Всего несколько дней назад ты не разрешил продать Жбана. И мою сторону ты занял, только когда ему появилась подходящая замена и при том бесплатная.
— Нельзя все время помнить старые споры. В разных случаях и думать надо по-разному. Сама судьба привела к тебе вороного! А что бывает с теми, кто отвергает знаки судьбы?
— Судьба здесь вовсе ни при чем. Тот индеец умер от обжорства, вот и весь секрет. Просто от Жбана ты согласился избавиться, когда не пришлось тратить
— Мало того, что я пьяница, так теперь еще и скупердяй?
— Ну, и кто из нас помнит старые споры?
— Пьяный скупердяй, вот какая жалкая доля мне уготована.
— Ты прешь против здравого смысла.
Чарли пошатнулся, будто подстреленный.
— Пьяный скупердяй без крохи разума! Как больно жалят твои слова! — Он тихонько рассмеялся и в следующий же миг стал серьезен. — Сколько мы заработали на продаже вороного?
— Мы? — переспросил я и хохотнул.
Мы пришпорили коней. Недуг отказывался покидать Чарли, и дважды братец блевал желчью прямо на скаку. Что может быть ужаснее, чем ехать верхом, страдая от перепоя? Надо признать, Чарли стойко принимал наказание, однако продержаться он мог от силы еще пару часов. Братец вроде бы даже хотел остановиться, когда вдали у подножия перевала мы заметили стоянку. Сделавшись очень серьезным, Чарли устремился в сторону поставленных кругом повозок, но в уме он уже считал мгновения, когда можно будет спешиться и дать отдых измученным кишкам.
Мы объехали кругом кольцо из трех повозок и не заметили никаких признаков жизни. Разве что в центре горел костер. Чарли выкрикнул приветствие — никто не ответил. Тогда братец спешился. Он собирался уже полезть через сцепку двух соседних повозок, но тут из-под навеса одной из них, подобно гадюке, показался ствол увесистой винтовки. Чарли, скосив глаза к носу, уставился на дуло.
— Понял, — произнес он.
Целясь ему в лоб, из укрытия вылез мальчишка лет пятнадцати, если не меньше: чумазый, у рта и под носом синяки, с губ не сходит усмешка. Винтовку чертенок держал уверенно, должно быть, привык с ней обращаться. В глазах застыли злоба и недоверие. Словом, нарвались мы на самого злого паренька во всем мире, и нужно срочно заговорить ему зубы, иначе он сделает дырку в голове моего братца.
— Мы не желаем тебе зла, — первым произнес я.
— Тут до вас уже приходили, то же самое сказали, — ответил парнишка. — Потом врезали мне и забрали картофельную запеканку.
— Не нужна нам твоя запеканка, — заверил чертенка Чарли.
— Вот и славно. У меня ее больше нет.
Мальчишка, видно, давно не ел и ослаб. Я сказал:
— Если ты голоден, мы с радостью поделимся беконом. Я только утром купил в городе недалеко отсюда. А еще муку. Хочешь, парень, угостим беконом и лепешками?
— Врешь! — ответил он. — Поблизости городов нет. Мой папка неделю как уехал жратву искать.
Чарли посмотрел на меня.
— Не тот ли это мужик, что встретился нам на тропе вчера? Помнишь, он еще спешил, хотел сыночка накормить?
— Точно, и ехал он аккурат в эту сторону.
— Он скакал верхом на сивом мерине? — спросил паренек, сама беспомощность и отчаяние.
Чарли кивнул.
— Да, да, на сивке. Он говорил, какой ты славный малый, как он тобой гордится. Папашка твой от тревоги весь извелся, не мог дождаться встречи.