Братья Sisters
Шрифт:
— Он разве пинал вас? — спросил мужик. — Врете вы все, я не припомню.
— Еще как пинал, — ответил я. — И если пнет снова, отвечать станете вы.
— Неужели вы серьезно? — произнес мужик, всем своим видом выказывая негодование, будто я вздумал чудить и несу околесицу.
Я хотел, глядя ему прямо в глаза, предупредить, какую опасность сулит подобное обращение с незнакомцами, однако мужик даже не смотрел на меня. Он все заглядывал мне через плечо на место дуэли. Злой, я отвернулся. Моя спутница вцепилась мне в руку, стараясь успокоить. Куда ей! Я до того распалился, что не утерпел и вновь обернулся
— Кстати, а что это вы мальцу такие страсти показываете?
— Я уже видел, как убивают, — заявил мальчик. — Видел, как индейцу вспороли брюхо. Кишки вылезли, как толстая красная змея. Еще я видел за городом мужика, повешенного на дереве. Язык у него распух и вылез изо рта, вот так.
Малец изобразил страшную рожу висельника.
— И все же, это неправильно, — сказал я, но мужик не ответил. Его сын продолжал корчить рожу.
Я отвернулся и стал смотреть, как дуэлянты занимают позиции. Различить их оказалось нетрудно. Работник, Стэмм, в коже и порядком ношенном хлопке, лицо имел обветренное и небритое. На поединок он вышел без секунданта и, свесив по бокам руки, взирал на толпу мертвым взглядом. Адвокат, Уильямс, носил пошитый на заказ серый костюм. Волосы его разделял срединный пробор, а усы были навощены и тщательно уложены. Позволив секунданту, одетому не менее щегольски, снять с себя пиджак, Уильямс на глазах у почтенной публики выполнил несколько приседаний. Затем достал воображаемый револьвер и, направив его в сторону Стэмма, «выстрелил». В толпе раздались смешки, однако адвокат оставался невозмутим. Стэмм же, как мне показалось, вышел на дуэль пьяным или же пьянствовал накануне.
— Вы за кого болеете? — спросил я у хозяйки.
— Стэмм — подонок. Про Уильямса я ничего не знаю, но и он с виду гад.
Подслушав нас, мужик с сыном на плечах заявил:
— Мистер Уильямс не гад. Он джентльмен.
— Так вы с ним приятели? — спросил я, оборачиваясь.
— Да, и я этим горжусь.
— Ну, надеюсь, вы успели с ним попрощаться. Минута, другая, и приятель ваш — труп.
Покачав головой, мужик произнес:
— Он не боится смерти.
Вот же глупость! Я не выдержал и рассмеялся.
— И что с того, что он не боится?
Мужик не стал отвечать, лишь отмахнулся. Малец же, напротив, смотрел на меня с должным страхом во взгляде.
— Твой папаша, — сказал я ему, — намерен показать тебе зло. Готовься, скоро увидишь.
Мужик ругнулся вполголоса и, проталкиваясь через толпу, пошел искать себе другое место.
Секундант Уильямса тем временем спросил у Стэмма:
— Сэр, где ваш свидетель?
— Не знаю, а на кой он мне? — ответил тот.
Уильямс и секундант пошептались, затем свидетель адвоката спросил у Стэмма: можно ли проверить его револьвер. Стэмм ответил: валяй, мол, и секундант Уильямса, осмотрев оружие, кивнул в знак одобрения. После он спросил: не желает ли мистер Стэмм осмотреть револьвер мистера Уильямса. Стэмм ответил, дескать, нет, не желает. Дуэлянты сошлись лицом к лицу. Уильямс храбрился, но по глазам было видно, что к смерти он не готов. Адвокат зашептал на ухо свидетелю, и тот спросил у Стэмма:
— Мистер Уильямс все еще предлагает вам извиниться.
— Не дождешься.
— Что ж, пусть так.
Секундант Уильямса развернул дуэлянтов спинами друг к другу и, велев
Стэмм, спрятав оружие в кобуру и вновь свободно свесив руки, отправился в сторону салуна. Свидетель Уильямса стоял над телом убитого и беспомощно озирался. Я же осмотрелся в поисках мужика с мальцом на плечах (думал выразить свое презрение), однако нигде их не заметил.
Глава 19
Извинившись, хозяйка отправилась по делам. Я, собрав вещи, хотел попрощаться, но нигде в гостинице ее не нашел и решил оставить прощальный подарок: спрятал пять долларов под одеялами. Она найдет их и, всякий раз вспоминая обо мне, будет думать о брачном ложе. Ну, или просто о ложе. Чарли, увидев такие дела, похвалил за благородность, однако усомнился, что подарок дойдет по назначению: мол, постели в гостинице грязные и будут собирать грязь дальше, поскольку хозяйка даже не думает их менять.
— И денежки твои достанутся следующему постояльцу.
— А вдруг она найдет монету? — предположил я.
— Не найдет. И вообще пять долларов жирновато будет. Оставь лучше… ну, доллар, прямо на стойке внизу. Дамочка выстирает наконец платьишко, и еще останется напиться до бесчувствия.
— Ты просто ревнуешь и завидуешь, потому что у тебя самого нет подруги.
— Эта старая кошелка — твоя подруга? Ну, поздравляю. Жаль, не можем представить ее матушке. То-то бы она обрадовалась нежному цветочку.
— Я лучше помолчу, чем с дураком спорить.
— Да уж, да уж… Хозяйка твоя плюется и утирает нос рукавом. Даму ты себе нашел что надо.
— Я с тобой не разговариваю.
Сказав так, я подхватил сумки и покинул комнату, оставив Чарли собирать пожитки. Выйдя на улицу, я поприветствовал Жбана и спросил, как у него дела. Конь вроде как оправился, но вот с глазом, похоже, была беда. Жаль бедолагу… Выглядел он бодрым, и я потянулся погладить его по шее. Однако стоило коснуться морды Жбана, как тот отпрянул. Мне стало стыдно: вроде конь, а к ласке не приучен. Надо обращаться с ним понежнее. И как раз когда я обещал Жбану быть добрым хозяином, из гостиницы вышел Чарли. Смеясь надо мной, он заметил:
— Нет, вы только посмотрите. Любитель живности! Не ровен час, подбросит монету в кормушку хворой скотинке. С него станется, друзья мои.
Приблизившись, Чарли пощелкал пальцами с обеих сторон от морды Жбана — конь прянул ушами. Братец, довольный результатом проверки, пошел к Шустрику.
— Впредь до конца пути спать будем под открытым небом, — сказал он. — Хватит разнеживаться в гостиницах.
— Мне-то что?
— Я хочу сказать: если тебе вдруг опять поплохеет, дальше поеду один.