Братья
Шрифт:
Это был его последний приезд в Лэнгли перед отправлением в Москву. Буквально в понедельник он вернулся с курсов переподготовки на "Ферме", которые состояли из коротких собеседований на разные темы, физической подготовки и стрелковых упражнений; на местном сленге все это называлось соответственно: "послушать радио", "колесо пыток" и "пушечный дым". Воскресная школа, безусловно, включала в себя в высшей степени бесполезную тайнопись невидимыми чернилами, микрофотографию и прочие джеимсбондовские штучки, которые, как понимал и Гримальди, и сотрудники советского отдела, никогда ему не пригодятся.
На следующее утро он
Примерно через шесть недель, ближе к вечеру. Гримальди вылез из такси в Москве на улице Чкалова и вошел в низкое, грязное здание Курского вокзала, откуда отправлялись поезда в южные районы СССР. На вокзале было полно народа - смуглолицые донские казаки, украинские крестьяне, низкорослые грузины с усталыми черными глазами.
Сперва ему необходимо было убедиться, что он доберется до места назначения и не приведет на хвосте соглядатаев КГБ. Смешавшись с группой прибывших из Волгограда пассажиров, Гримальди нахлобучил дешевую шапку из кроличьего меха и снял пальто, перекинув его через руку. Затем он влился в толпу приезжих из Тулы, спешащих по своим делам.
Выбравшись из толпы. Гримальди прошел в переполненный вокзальный буфет, осторожно лавируя между семейными парами, детьми, стариками, собаками и грудами поцарапанных чемоданов и узлов. Инструкцию он выучил наизусть. Попав в коридор, ведущий к туалетам, он, однако, не пошел до конца, а толкнул дверь налево. Быстро пройдя через полутемную комнату, уставленную ящиками с минеральной водой и бочками с солеными огурцами, он споткнулся о метлу и вышел через вторую дверь.
Очутившись в мрачном Костомаровском переулке, он пересек проезжую часть и с небрежным видом вышел на стоянку автомашин, находящуюся перед зданием вокзала. По площади гулял злой холодный ветер, и он накинул пальто на плечи. В инструкции говорилось совершенно ясно: второй ряд слева, затем еще раз налево. Найти темный "москвич" со сломанной радиоантенной и игрушечным медвежонком над приборной доской. Вот и он. Гримальди подергал ручку, и дверь легко поддалась. Он наклонился в салон.
– Садись, Франко.
– Он узнал этот глубокий голос с сильным акцентом. Давненько не виделись.
Гримальди скользнул на переднее сиденье и устроился там рядом с Олегом. Затем снял шапку. Губы не слушались его, и он молчал, а сердце отчаянно колотилось. Вся его работа здесь, а в первую очередь сама жизнь зависели от того, как поведет себя Калинин в следующие несколько минут. Двадцать лет назад он был его любовником, сегодня мог стать врагом. Вполне вероятно, что Гримальди сам пришел в расставленный КГБ капкан. Вот сейчас Калинин поправит зеркало или закурит сигарету, и свора гончих псов госбезопасности возникнет из темноты, окружит машину и поволочет его прямиком на Лубянку.
Этой встречи Гримальди боялся с тех самых пор, как Макферсон вынудил его согласиться на свое предложение. Время от времени в его памяти оживали те страшные моменты прошлого, когда на границе Австрии погиб Тони Вайткомб и сгинул Олег Калинин, и Гримальди отчаянно пытался подыскать
Но, как только он захлопнул за собой дверцу, Калинин тепло обнял его.
– Я так рад снова увидеть тебя, Франко, и просто счастлив, что мы с тобой снова вместе.
– Он дружески потрепал Гримальди по плечу.
– Когда ты прилетел?
– Вчера, - отозвался Гримальди, стараясь, чтобы ответ прозвучал естественно.
– Пока мне не подыщут квартиру, я остановился в гостинице "Украина". Теперь меня зовут Чарльз Сент-Клер, канадский гражданин из Монреаля.
– Добро пожаловать в Москву, мсье Сент-Клер, - улыбнулся Калинин.
В слабом свете, отбрасываемом зданием Курского вокзала, Гримальди попробовал рассмотреть лицо друга. Калинин все еще был красив, хотя начал лысеть, а вокруг его глаз появилась сеть глубоких морщин. Под левым глазом белел старый шрам, но он отнюдь не портил лица Олега, скорее напротив придавал ему своеобразный оттенок мужественности.
– Этот шрам...
– начал Гримальди и замялся.
– Да, - кивнул русский.
– Это после нашего приключения в Альпах.
– Я так и не узнал, что с тобой случилось, - пробормотал Гримальди. Я пытался, но ты как сквозь землю провалился.
Калинин озорно улыбнулся.
– Мне продырявили голову и задницу. Помнишь ту засаду? Ты отстал, а я стоял рядом с Тони. По нам били сзади, и у меня не было другого выхода, кроме как бежать вперед. Кровь текла из ран, и было чертовски больно, но все же я похромал вниз по ручью. Слава богу, что там оказался этот ручей они меня потеряли. Всю ночь я просидел на дереве и слышал голоса людей и лай собак...
– Это были наши, - перебил Гримальди.
– Мы искали тебя.
Перед машиной прошли мужчина и женщина, слегка наклонившись вперед навстречу ветру, и Гримальди съехал вниз по сиденью, затем снова выпрямился. Калинин перешел на шепот и продолжал свой рассказ:
– Я был слишком слаб, чтобы позвать на помощь, к тому же я не был уверен, что меня разыскивают свои, а не эти чертовы подонки.
Калинин повернулся к Гримальди.
– Знаешь, что самое смешное? Они в "Одессе" так и не докопались до правды и не разоблачили нас. Это не "Одесса" приказала пристрелить нас.
– Не может быть!
– Я все тщательно проверил. Это была, так сказать, местная инициатива.
– Не понимаю. Разве убийцы не принадлежали к организации?
– Принадлежали, но только действовали по своему собственному почину. Это были люди из тамошней конспиративной группы бывших эсэсовцев. Они не знали, кто мы такие, и считали нас настоящими беглыми нацистами. Мы были не первыми их жертвами. Они убивали на перевале тех, кто казался им побогаче. Собрав деньги и Ценности, они избавлялись от тел. В живых не осталось никого, кто мог бы на них донести. Если кто-то и выжил, то в Берлин пожаловаться уже не мог.