Браво А. Комендантский час для ласточек
Шрифт:
5 мая.
Андрия молча ведет нас с Кариной по кривой улочке. С крыш лают собаки. В песке голышом возятся черные, словно жуки, дети. А вот и маленькая часовня. Внутри совсем немного людей (не то что на собраниях да маршах). Андрия покрывает голову и плечи черной кружевной мантильей, видимо, бабушкиной. Вишневые глаза полны слез. «Знаешь, Алесия, если североамериканцы нападут на нас, я умру сеньоритой. У меня еще никогда не было мужчины». М-да… Я-то, положим, умру вспаханным полем, но от этого, ей-богу, не легче. Хоть бы Рейнальдо позвонил из своего Чернобыля, мать его…
6 мая.
16:45. Словно услышал — приехал Рей из Ольгина. Впервые за два месяца выбралась в наш дом на Агилера, через два часа засобиралась обратно. Говорить больше не о чем. Глухая стена. Неужели, любимый, у нас не осталось друг для друга слов, кроме обидных? Дошла уже до автобусной остановки,
— Вверх, вниз…
— …Янки — индюки! — хором заканчивают сотни луженых глоток.
— Слышится, ощущается…
— …Присутствие Фиделя!
Такой вот местный фольклор. Ой-е, а народ времени зря не тратит: девочки-подростки, идя стройными колоннами, успевают зазывно вертеть задками и ладонями отбивать ритм, сзади к ним пристраиваются вертлявые парни, кладут руки на плечи красоткам, а потом и ниже, девочки хохочут, не забывая, между тем, заученно выкрикивать:
— Пусть будет Фидель, пусть будет!
В ритме конго — молодцы! Политика под сексуальным соусом или секс, приправленный политикой. Национальное, так сказать, блюдо. Только меня от него уже воротит.
— У нас есть Фидель! Любим Фиделя!
Хлопки выстрелов. Барабанная дробь. Щелчки затворов. Лязг металлических тарелок.
— Фидель! Можешь поговорить с нами! Куба сегодня — образец социализма!
Кто бы сомневался... А что это там, на здании школы? Рядом с классикой жанра — «Социализм или смерть!» — висит новая нетленка: «Предпочитаем уйти из жизни раньше, чем падёт Фидель!»
Что ж, Фелипа, как сказано в одной народной сказке, — чай, теперь твоя душенька довольна?
00:10.Хочу, чтобы меня правильно поняли те компаньерос, которые найдут на столе мой дневничок, открытый на этой вот странице, если вдруг через несколько минут так называемая воздушная тревога вынудит нас сесть в их грузовик и ехать черт знает куда. Обязательно переведи им, Рейнальдо. Многоуважаемые! Хоть это не моя страна и меня никто об этом не спрашивает, все же считаю своим долгом заверить вас, что я лично ничего не имею против Команданте. Более того: вынуждена признать, что Фидель Кастро, если пользоваться языком газет, является одной из выдающихся фигур ХХ столетия, живой легендой и так далее. За одно то, что на протяжении нескольких десятилетий ему удается удерживать полуголодный народ с достаточно взрывоопасным темпераментом в абсолютном послушании на одной голой идее свободы этого полуголодного народа от другого, богатого и сытого, — за одно лишь это перед ним можно снять шляпу. Но поймите и вы меня, уважаемые товарищи: я приехала из страны, красноречивая история которой заставляет с подозрением относиться к идее обожествления императора. Сеньоры! Я приехала из страны, где человека достаточно долго лишали права на его собственную жизнь; где подогретое на костре фанатизма коллективное возбуждение умело переводилось в сумасшествие.
Североамериканцыне станут нападать на вас, кабальеро. Ни сегодня, ни завтра, ни через десять лет. Они не настолько тупы, чтобы вступить в драку с армией фанатиков, готовых совершить коллективное самоубийство. Нет, время Команданте закончится, так сказать, в силу естественного хода событий. И тогда… Не забывайте, товарищи: маятник, давший запредельную отмашку в одну сторону, обязательно качнется в противоположную ровно на столько же.
Ни миллиметром меньше.
7 мая.
«Войска выводятся».
Учения американцев в Гуантанамо закончились без всяких эксцессов, чего и следовало ожидать. Пришло время и мне выводить свои войска из этой не утомленной солнцем страны. Ответ, которого я ждала, — ответ на вопрос «Что мне делать дальше?» — наконец-то пришел, не во сне или медитации, а в виде вот этой газетной строки. Меня словно обожгло: вот оно! Войска выводятся. Не потребовалось интерпретаций ни по Юнгу, ни по Фрейду. Древний философ утверждал, что обстоятельства, в которых мы в данный момент находимся, есть то, чего мы достойны и чего сами себе желаем на самом деле. То ли изменилось что-то в моих неосознанных желаниях, то ли статус мой у Господа Бога повысился, но я вдруг почувствовала, что ни года, ни месяца не в состоянии больше оставаться здесь.
Esta bueno ya. С меня хватит.
Последним моим утром в Сантьяго я проснусь около пяти. Вот тогда и увижу лозунг. Он будет прикреплен поверх старого плаката на здании школы: «Abajo Fidel!»(«Долой Фиделя!).
Нет, этого просто не может быть. Я зажмурю глаза, ущипну
Бедлам начнется около шести. Будет суета, крики; к нам ворвутся полицейские, я буду красноречиво пожимать плечами, — в конце концов все вроде бы успокоится. В восьмом часу я услышу стук в двери — чужой, недобрый стук; гости Фелипы обычно не стучат, а громко выкрикивают ее имя. Неужели «безопасников»нелегкая принесла? «Ты спекулируешь, — заметила неделю назад Фелипа: чтобы купить билеты на самолет себе и Карине, мне пришлось с согласия Рейнальдо продать кое-что из вещей, которые мы привезли с собой, — я обязана заявить об этом в CDR». Быстренько спрячу подготовленные к отъезду чемоданы за ширму. Но гость, красавчик с опереточными усиками ниточкой, окажется представителем совсем другой организации. Он развернет передо мной «ксиву» госбезопасности, Seguridad Estatal. Матерь Божья, только этого мне не хватало. «Я бы хотел побеседовать с сеньорой один на один». Поезд — через полтора часа. До вокзала ехать около получаса. Визу оформляла гостевую, на три месяца. Никто, даже муж, не знает, что не собираюсь больше сюда возвращаться. Вероятно, из-за сегодняшних событий они могут меня задержать. Впрочем, службист вряд ли уже проинформирован о моем отъезде. Главное — не подавать виду, что куда-то тороплюсь. Ну что ж, сеньор, давайте пообщаемся. Предупреждаю: я плохо знать язык, совсем плохо. Что вы сказать? Было время подучиться? В школе языков? Ах, вы и об этом знаете. Но, видите ли, я быть плохой ученик. Большие пропуски. Сломать нога, два месяца гипс. К тому же… иметь очень плохой способность к языкам. Совсем плохой. Я даже родной язык иногда забывать, да-да, в стране, где я родиться, это национальная черта. Что вы спросить? (Только не смотри на часы!) Нет, сегодня ночью ничего не видеть, не слышать. Син дуда устэд тиене разон, без сомнения, вы правы:контрреволюционные элементы не спят. Но я, в отличие от них, эстой дурмиенда,сплю. Мои — что? Кон-так-тос? С кем я контактирую? С сознательными кубинцами: муж, свекровь. Мой муж? О, не беспокойтесь: он предан революции больше, чем жене. Это точно. Что еще? Контакты среди… кого? Ой, месье, я не понимаю, про что это вы. Русо? Советико? С кем я общаться среди соотечественников? Ни с кем особенно. Надие. (Боже, сколько ж это времени мы балакаем?) Тесный амистад ни с кем не иметь. Я вообще не любительница контактос. Абсолютный интроверт. Что значит — интроверт? Ах, честное слово, вам это не интересно. Нет, это не сексуальное отклонение. Что-что? Повторите, пожалуйста, мистер. Теперь — по слогам… Нет, не понимать. И мне тоже жаль. (Без двадцати девять!) Что вы говорите? Завтра придете с переводчиком? О, си, си, муй бьен. Мучас грасиас. Аста луэго. Аста ла виста. До встречи, до свидания, — только вот «ла виста» уже не будет, разве что в приемной у дьявола. Такси! Такси! Сюда! Карина, доченька, быстрее! Бежать отсюда, скорее бежать…
Эпилог
Никого из родных моих девчат-белорусок нет на сегодняшней Кубе, где «как грибы растут четырех- и пятизвездочные отели, — цитирую рекламный проспект, — построенные фирмами с мировым именем — испанскими Horizontes Ё Guitart, немецкой LTI». Ну, реклама она и есть реклама, тут кстати будет вспомнить известный анекдот — о том, как один праведник попал на адскую сковородку: заскучав в раю, попросился у святого Петра в пекло на экскурсию (желание вполне понятное: ничто так не возвращает вкус приевшемуся счастью, как страдания других), но вместо вечных мук узрел круглосуточный карнавал, песни да пляски, а полуобнаженные инфернальные аборигенки ничуть не были похожи на нудных старых дев — его соседок по элизиуму. Быстренько оформил мужик документы на пээмже и айда наслаждаться вечным посмертным праздником, но угодил аккурат чертям в лапы. А все потому, что туристическая поездка сильно отличается от постоянного жительства — это вам любой эмигрант подтвердит. Вполне возможно, что сегодня на Кубе действительно «необыкновенный рай для туристов» (это из той же рекламы), но вот жизнь Фелипы и Рейнальдо мало изменилась, это я точно знаю. И в тех шикарных отелях не они отдыхают. А как же Андрия Ниевес? Думаю, и она не заглядывает в те пятизвездочные, разве что нашла себе богатого североамериканского спонсора, в чем лично я сомневаюсь. Но чего на свете не бывает…