Браво (ил. В.Высоцкого)

Купер Джеймс Фенимор

— Якопо, само провидение создало людей различными. Одного — большим, другого — маленьким; одного — слабым, другого — сильным; одного — мудрым, другого — глупцом. Не следует нам роптать на то, что создано провидением.

— Не провидение создало сенат — его придумали люди! Послушай меня, Антонио, ты оскорбил их, и тебе опасно оставаться в Венеции. Они могут простить что угодно, кроме обвинений в несправедливости. Твои слова слишком близки к истине, чтобы их забыли.

— Неужели они могут причинить зло тому, кто хочет лишь вернуть свое дитя?

— Если б ты был великим

и могущественным, они постарались бы повредить твоему состоянию и репутации, чтобы ты не мог представлять опасности для их правления, а раз ты слаб и беден, они просто убьют тебя, если только ты не будешь вести себя тихо. Предупреждаю тебя, что важнее всего для них — сохранить свою систему правления.

— Неужели бог это потерпит?

— Нам не понять его тайн, — возразил браво, перекрестившись. — Если бы его царство ограничивалось здешним миром, можно было бы усмотреть несправедливость в том, что он допускает торжество зла, но сейчас дело обстоит так, что мы… Эта лодка слишком быстро приближается! Не очень-то мне нравится ее вид и то, как она мчится.

— Правда, это не рыбаки: на лодке много весел и есть кабина..

— Это гондола республики! — воскликнул Якопо, поднимаясь и переходя в свою лодку, которую он успел отвязать от лодки собеседника, пока тот раздумывал, что ему делать дальше. — Антонио, лучше всего для нас — скорее убраться отсюда.

— Твои страхи понятны, — отвечал рыбак, не двигаясь с места, — и мне очень жаль, что для них есть причина. Такому умелому гребцу, как ты, хватит еще времени, чтобы ускользнуть от самой быстроходной гондолы на каналах.

— Скорее поднимай якорь, старик, и уходи! У меня глаз верный, я знаю эту лодку.

— Бедный Якопо! Что за проклятье — неспокойная совесть! Ты был добр ко мне в трудную минуту, и, если молитвы, произнесенные от чистого сердца, могут тебе помочь, в них недостатка не будет.

— Антонио! — крикнул браво, который уж погнал было прочь свою лодку, но вдруг, остановившись в нерешительности, продолжал:

— Мне нельзя больше задерживаться.., не доверяй им.., они лживы, как дьяволы.., нельзя больше терять ни минуты.., мне нужно скрыться.

Рыбак помахал рукой вслед уплывавшему и что-то пробормотал с состраданием в голосе.

— Милостивый святой Антоний, храни моего мальчика, чтобы он не дошел до столь жалкой жизни! — добавил он. — Этот юноша — доброе семя, упавшее на каменистую почву; редко встречаются люди с более доброй и отзывчивой душой. Подумать только, что такой человек, как Якопо, может жить платой за убийство!

Приближение незнакомой гондолы поглотило теперь все внимание старика. Она шла быстро, подгоняемая мощными ударами шести весел, и рыбак с лихорадочным волнением взглянул в ту сторону, куда скрылся беглец. С находчивостью, ставшей благодаря необходимости и большому опыту почти инстинктивной, Якопо выбрал такое направление, что след его лодки терялся в проведенной ослепительным лунным светом по поверхности воды яркой полосе, которая скрывала все оказавшееся в ее пределах. Увидев, что браво исчез, рыбак улыбнулся с явным облегчением.

— Ну, пусть плывут сюда, — произнес он. — У Якопо будет больше времени. Бедняга,

с тех пор как вышел из дворца, успел, наверно, еще кого-нибудь ударить кинжалом, и теперь сенат ни за что не пощадит: его. Блеск золота соблазнил этого человека, и он оскорбил тех, кто так долго терпел его. Да простит мне господь, что я1 знался о подобным человеком! Но, когда на сердце тяжело, даже ласкающийся пес согревает душу. Мало кому теперь есть до меня дело, иначе я бы никогда не принял дружбу такого, как он.

Антонио умолк, так как гондола республики стремительно приблизилась к его лодке и замерла на месте. Вода еще бурлила под веслами, когда какой-то человек уже перебрался в лодку рыбака; теперь большая гондола рванулась прочь и, отплыв на несколько сот футов, остановилась.

Антонио с молчаливым любопытством наблюдал за происходящим. Увидев, что гребцы государственной гондолы подняли весла, он вновь украдкой; бросил взгляд в ту сторону, куда скрылся Якопо, и, обнаружив, что все благополучно, доверчиво взглянул на прибывшего. Яркий свет луны позволил рыбаку по одежде и внешности незнакомца убедиться, что перед ним — босоногий кармелит. Стремительность, с какой мчалась гондола, и необычность поручения привели монаха в еще большее смятение, нежели то, которое испытывал Антонио. Но, несмотря на это, удивление отразилось на его скорбном лице, когда он увидел жалкого старика с редкими прядями седых волос.

— Кто ты? — вырвался у него изумленный возглас.

— Антонио с лагун. Рыбак, многим обязанный незаслуженным милостям святого Антония.

— Как, же случилось, что такой, как ты, навлек на себя гнев сената?

— Я прямой человек и всем готов воздать должное. Если это оскорбляет сильных мира сего, значит, они скорее достойны сожаления, чем зависти.

— Осужденные всегда более склонны считать себя несчастными, чем виновными. Подобное роковое заблуждение следует искоренить из твоего ума, дабы оно не привело тебя к смерти.

— Пойди и скажи это патрициям. Они весьма нуждаются в откровенном совете и увещевании церкви.

— Сын мой, гордость, злоба и упрямство звучат в твоих ответах. Грехи сенаторов — а будучи людьми, и они не безгрешны — не могут служить оправданием твоих грехов. Если даже ужасный приговор обречет человека на казнь, преступления против бога останутся в их первозданном безобразии. Люди могут пожалеть того, кто безвинно пострадал от их гнева, но церковь лишь тому дарует прощение, кто, осознав свои заблуждения, искренне в них раскается.

— Падре, вы пришли исповедовать кающегося грешника?

— Таково данное мне поручение. Я глубоко этим огорчен, и, если правда то, чего я опасаюсь, мне особенно жаль, что под карающей десницей правосудия придется склонить голову человеку твоих лет.

Антонио улыбнулся и вновь обратил взгляд к ослепительной полосе света, скрывшей лодку браво.

— Падре, — сказал он, после того как его долгое и пристальное наблюдение закончилось, — не будет большого вреда, если я открою правду человеку, облеченному святым саном. Тебе, должно быть, сказали, что здесь, на лагунах, находится преступник, навлекший на себя гнев Святого Марка?