Шрифт:
ГЛАВА 1 «НАХОДКА»
Я — Матвей Смирнов. По паспорту. По жизни — МОТ. Так прозвали меня друзья ещё в институте, и прилипло. Мот — не в смысле модный, а потому что Мотыль. Бестолковый, суетливый, лёгкий на подъем и чуть-чуть пыльный. Как крыло у бабочки после дождя.
Я — самый обычный человек из самого обычного города — Смоленска. Работаю в компании, где продают пластиковые окна, резинки, фурнитуру и прочую оконную дребедень, которой в принципе никто не интересуется, пока у него не начнёт сквозить. На визитке
Коллеги зовут меня задротом — за очки, манеру говорить, любовь к StarCraft и за то, что я, мать его, знаю, как правильно склоняется слово «жалюзи». А начальник, Егор Александрович — конченый бюрократ и по совместительству душнила века — зовёт меня «Матвей Сергеевич», с выражением лица, как будто собирается принести соболезнования.
А я что? Я парень не гордый. Работаю, как вол. Домой прихожу — брат младший за компом. Учится в девятом классе, но уже хакнул школьный дневник и подменил себе оценки. Я же в его возрасте только в шахматы играл и учил наизусть Уголовный кодекс, мечтая быть адвокатом. Ну, или хотя бы прокурором, как в сериале.
Живу с мамой, братом и котом по кличке Григорий. Григорий — главное существо в нашей квартире. Однажды я нашёл его сидящим за клавиатурой, и он, не моргнув набрал: «я вас всех ненавижу». С тех пор стараюсь с ним не спорить.
Моя жизнь — серая как наш Смоленский ноябрь: ничего не происходит, все куда-то спешат, грязь по колено, и только иногда случаются командировки. В Москву.
О, Москва… Место, где здания вырастают выше твоих амбиций, где пробки дольше твоих отношений, и где работает… Юленька.
Юля. Или как я её называю в мыслях — Богиня. Нет, не потому что я религиозный. А потому что, глядя на неё, хочется сразу уверовать. Высокая, минимум метр восемьдесят, грудь как у победительницы конкурса «Молочная ферма года», талия — ножом не зацепишь, волосы — завиваются от природы, как настроение у начальства. Она — лицо московского офиса, а по слухам — и кое-что ещё для нашего Шрека. Шрек — это Егор Александрович. Он не зелёный, конечно, но по степени харизмы, эстетике и размеру живота — вполне каноничный персонаж.
Юля — та ещё загадка. У неё в WhatsApp на аватарке фото, которое можно распечатать и в рамке хранить как национальное достояние. А вот в Instagram — блок. Для меня. Я, конечно, просил её добавить. Трижды. Первый раз — с намёком, второй — с открыткой, третий — после пары бокалов. Результат один: «Юля ограничила доступ к своей странице». Точка. Без объяснений. Без шансов. Как и моя личная жизнь.
— Смирнов… — говорила она всегда, выделяя фамилию с такой интонацией, будто проверяла её на прочность. — Приехал? Устал? Хочешь кофе халявного хлебнуть?
И вот стою я в московском офисе, держу в руках термокружку, в голове шумит от дороги, в штанах — от Юли, а сам думаю: «Господи, почему я такой задрот?»
Я действительно
Но я живу. Я держусь. Я даже езжу на «Ласточке» в Москву раз в неделю — проверять косяки, делать перемеры, отчитываться лично Юле, которая всё это время продолжает быть женщиной моей мечты и причиной моих вечеров под пледом, и фантазиями.
Юля, кстати, отлично знает, что я на неё западаю. У неё на это идеальный радар — как у кошки, только вместо звука она улавливает поникшие взгляды и застенчивые улыбки. Но не даёт ни малейшего шанса. Потому что я для неё — Смирнов. Сотрудник. С явными признаками слабости к шоколадному батончику в её ящике стола.
— Смирнов, у тебя есть задание. На Таганке. Там окно шатается, как твоя самооценка.
Вот скажите мне, за что я сохну по этой женщине?
Командировки в Москву — это маленькие путешествия в страну под названием «А вдруг». А вдруг посмотрит? А вдруг улыбнётся? А вдруг случайно поедем вместе на обед? Один раз, кстати, почти получилось. Я вошёл в лифт, она уже стояла там. Мы проехали вместе четыре этажа в тишине. Это был лучший день моей жизни.
А потом был тот самый день.
День, когда всё изменилось.
***
Утро было самым обычным — если под «обычным» понимать подъем в четыре утра, скоростной поезд Смоленск—Москва, чашку кофе, больше напоминающую разбавленную гуашью тоску, и стеклянную дверь офиса, в которой я отражался как слегка опухший призрак в синей куртке.
Каждый раз, входя в офис, я автоматически втягивал живот, понижал голос на полтона и чувствовал себя молекулой азота, случайно забежавшей в ионный реактор.
Сегодня я вошёл особенно торжественно — как школьник, утаивший в портфеле жвачку. А там она — сидит за стеклянным столом, как Верховная богиня отделов продаж. Светлый пиджак, ноутбук, серьги, сияющие сдержанным золотом. Волосы уложены так, как будто их трогал сам бог минимализма, пока ждал вызова на совещание.
— Смирнов, — сказала она, не глядя, — почему ты без ремня?
Я замер. Мелькнула мысль, что она, возможно, ясновидящая. Или у нас на входе сканер, который проверяет не температуру, а наличие аксессуаров.
Опустил взгляд. Точно. Джинсы держались исключительно на силе духа и остаточном чувстве самоуважения. Ни ремня, ни перспектив.
— Откуда ты знаешь?
Она подняла глаза. Одна бровь — ввысь. Уголок губ — почти улыбка, но не для тебя, Матвей.
— Видно. Джинсы висят так, как будто ты в штаны навалил.