Бремя империи
Шрифт:
— Добре. Добре, казаки. Теперь сюда слухайте. Их больше, чем нас, на порядок, сейчас врасплох взяли — но это ненадолго. Час у нас — не больше. В настоящем деле участвовать хотите?
Пацаны промолчали — да и говорить смысла не было. Вопрос для любого казака — риторический.
— За мной! Тихо!
Казаки уже суетились в лабазе — спускали с чердака, так называемой «подвалки», что-то тяжелое…
— Тяжелый, тварь… — сдавленно пробухтели сверху, — ты что, Петро, полегче ничего взять не мог?
— Что дали, то и взял. Поговори у меня! Зато этот ленту-двухсотку высадит — и не поперхнется. Осторожнее, не урони!
Сверху подали тяжелое, с длинным, заканчивающимся
— Станок где?
— Левее смотри! Под тряпьем! Патроны все давай, их там двенадцать коробов быть должно!
Пулемет потащили дальше, к крайнему в станице дому Левы Косого — этот старый казачина, во время «замирения» потерявший глаз и ухо, давно уже умер, но дом так и звали «дом Левки Косого» — теперь там жили его сыновья. Сгибаясь под тяжестью коробок с патронами — а одна большая коробка с патронами ого-го весит, — пацаны семенили за взрослыми казаками: Петро Попейвода шел первым — разведка и прикрытие, двое тащили пулемет, станок к нему и другое раздобытое в бою оружие. Шли опять тем же путем — заброшенной тропинкой за домами. Идти было совсем ничего…
Казачьи станицы изначально строились так, чтобы одновременно быть и домом казакам и — при необходимости — укрепленным районом, что в годы замирения было совсем даже не лишним. Первой линией обороны был вал, система окопов, колючая проволока, а в некоторых крупных поселках — и система дотов с пулеметами. Сами казачьи станицы располагались так, чтобы господствовать над местностью и контролировать ее. Но если бы даже враг прорвал внешний периметр — вполне можно было организовывать оборону и на внутреннем: казачьи дома — курени, как их называли сами казаки, — стояли так, чтобы при необходимости стать второй линией обороны. А «дом Левки Косого» был хорош тем, что с него можно было простреливать улицу, и стоял он так, что был самой высокой точкой в станице.
Но принимать бой в станице было нельзя. Категорически. Ведь что такое станица? Плотная сельская застройка, к любому дому можно подойти относительно безопасно на расстояние не то что выстрела — на бросок гранаты подойдешь, и ничего. Их было шестеро — да, именно шестеро, потому что трое, по сути, еще пацанов, пусть и не принятых в казаки на круге, пусть среди них был один араб, — они смогли в оккупированной станице убить нескольких оккупантов, раздобыть оружие и продержаться до ночи. Такое не под силу многим взрослым. Но как бы то ни было — в условиях ближнего боя шестеро против тридцати — гарантированный проигрыш в любой ситуации.
А вот в другом случае…
Пулемет на открытой местности — стрелковая линия.
Еще пара стрелков с винтовками — рядом, прикрытие. И еще — загонщики. Верней, не загонщики — а обреченные жертвы, которых надо догнать, притащить на аркане в село, поглумиться и зарезать. В отличие от русских и тем более холодно-рациональных немцев, арабы обычно люди эмоциональные, увлекающиеся. Сорвать их на погоню — очень легко. А потом, когда они выскочат из села — всей толпой на открытую, хорошо простреливаемую местность, — вот тут-то слово скажет пулемет.
Удивительно — но поставить часового на ворота они додумались всего одного. Для бывшего разведчика ВДВ — задача на один взмах ножом. Разжились не чем-нибудь, — а ручным пулеметом BSA и несколькими лентами к нему. Маневренный ручник и мощный станкач в связке — тем более хорошо. За валом окопы засыпали, но вал остался, частенько так говорили: «пошел за вал», «выйдем за вал» — это если морду набить, — казаки пошли уже не скрываясь, не опасаясь. Небо затянулось черными тучами, подувал легкий летний ветерок, серебристый
И тут что-то вспыхнуло — далеко на горизонте, там, где высилась ломаная стена горных хребтов, отделявшая плодородную долину Бекаа от побережья Средиземного моря. Вспыхнуло высоко в небе — мертвенным белым светом, лучи которого были настолько ярки, что пробивали облака, подсвечивая их изнутри. Зрелище было величественное и страшное…
— Это… это что?
Из всех только Петро Попейвода понял, что это такое, — он видел учебные фильмы во время теоретической подготовки в ВДВ. Этот свет, которому под силу было даже пробить темную пелену ночных облаков… он знаменовал собой самое страшное, что только могло произойти. Если это произошло, значит — началась война, причем ядерная война. И скорее всего — мало кто доживет до рассвета.
Но умирать можно по-разному. Можно — с оружием в руках, как мужчине. А можно и…
— Ничего. Идем. Быстрее!
Пулемет установили почти в километре от станицы. Давным-давно кто-то из казаков посадил здесь два дерева. И теперь — прошло сорок лет, а то и пятьдесят — в жарком климате Ближнего Востока деревья на удивление хорошо прижились — вот только посажены были слишком близко.
Промежуток между стволами меньше метра — чем не амбразура. А если попробуют с флангов обойти — а ручник с двумя винтовками на что?
Как следует укреплять «станкач» времени не было — просто, как смогли, вкопали ножки станка — и на том ладно. Земля здесь была тяжелая, плотная — как камень…
— Сашка…
— Ну?
— А что это было?
— Что?
— Ну, это… над горами там…
Сашка поднялся на локте, посмотрел в сторону гор. Свет никуда не делся — облака светились изнутри…
— А я знаю…
— Цыц! — пристрожил остававшийся у пулемета казак Коршун — его так и звали все, Коршун, хотя фамилия была Коршунов. — Взгакались, как бабы! Тихо!
И тут в селе гахнуло — взрыв гранаты, еще один, несколько выстрелов, — и почти сразу, захлебываясь, на несколько голосов застучали автоматы.
— Батя… — Мишка инстинктивно дернулся, чтобы бежать на помощь отцу — казаки у пулемета его удержали.
— Сидеть! А ну! Забыл, что батя приказывал?! Сидеть!
— Батя же…
— Сидеть сказал! Ты ему ничем не поможешь — навредишь только! Сидеть!
Коршун повел ребристым, с мощным дульным тормозом на конце стволом пулемета вправо, затем влево, наслаждаясь послушностью тяжелой машины. Сейчас такие пулеметы уже сняли с вооружения, передали на длительное хранение — сейчас в моде пулеметы на сошках, с короткими стволами, с лазерными прицелами — короче, как в фильмах. Если раньше в пулеметном расчете было три человека, а сам пулемет со станком весил под пятьдесят килограммов, то сейчас ротный пулемет на сошках в десанте несет один человек, а двадцать пять килограммов весит крупнокалиберный монстр калибра 12,7 без станка. Можно в боевых порядках войск перемещать, видано ли дело. Но! — опытный пулеметчик, с хорошим, «настоящим» «станкачом», как этот, может чудеса творить. Это тебе не косить направо-налево длинными, до красного ствола очередями, как в городском бою, это тебе не стрелять с рук с двух пулеметов на показательных выступлениях. А вот стрелять так, чтобы пуля пошла по баллистической траектории и поражала противника за гребнем горы — с новомодными «штурмовыми пулеметами» получится? То-то же! А со «станкачом» были и такие мастера, у которых получалось, и немало их было…