Бремя пророка

Амнуэль Павел Рафаэлович

— Конечно, профессор. До свиданья.

Макс пошел к двери с ощущением, будто ноги несут его сами, а он-то хотел еще… чего-то он хотел… странно, он начал забывать? Он никогда ничего не забывал. Ничего. Почему сейчас… Нужно сказать об этом профессору…

Он обернулся.

— Да, — сказал Ройфе, вновь втянув в себя взгляд Максима, — я о вашей Надежде. Вы, наверно, не знаете, что муж у нее уже есть? Его зовут Юрием.

— Что вы…

— Она была с вами эти два года потому, что вы нуждались в опеке. Она ведь никогда не оставалась с вами на ночь? Мол, когда поженимся… Да? Так вот, вы здоровы, и у Нади нет ни причин, ни повода заботиться о вас, как

прежде.

— Вы хотите сказать… Это невозможно! Мы любим друг друга!

— Да? — равнодушно произнес Ройфе. — Блажен, кто верует… Дверь, кстати, нужно толкнуть, а не тянуть на себя. До свиданья, молодой человек.

* * *

Коробка со старыми пожелтевшими бумагами стояла на антресолях с незапамятных времен и покрылась таким слоем пыли, что Арише пришлось поработать влажной тряпкой, прежде чем выполнить просьбу деда и снести никому не нужную коробку к нему в кабинет. Надо убирать на антресолях хотя бы раз в год, — думала она. — Мама с папой об этом не думают, а дедушка…

— Ну что? — нетерпеливо крикнул снизу профессор. — Как ты долго!

— Да здесь столько пыли, — пожаловалась Ариша. — Я сейчас.

Она едва не упала, когда спускалась, и едва не подвернула ногу, когда тащила коробку из кладовки через всю квартиру. Дед кивнул ей — иди, мол, теперь я сам, — и, сев на скамеечку, перерезал веревку, которой когда-то перевязал коробку, поднимая на антресоли.

Внутри пыли было меньше, пожелтевшие бумаги лежали аккуратно, и Ройфе довольно быстро нашел ту, что была ему нужна. Он осторожно перекладывал страницы, вчитывался и удовлетворенно сам себе кивал. Пророк не должен называть даты. Он и не называл. У него тогда не было таких знаний, которые есть сейчас. Наука ушла далеко вперед, да… Что он мог знать в шестьдесят седьмом о Многомирии, ветвлениях, Эверетте, который всего за десять лет до того защитил свою, оказывается, выдающуюся диссертацию? Ничего он об этом не знал. Начитался он тогда Юнга, сидел вечерами в Ленинке… Синхронистичность, общественное бессознательное… А он занимался амнезиями, лечил… Вот: «Амнезия общественного бессознательного». Очень интересно было самому с собой рассуждать на эту тему — он-то прекрасно понимал, что опубликовать статью не удастся. И слава Богу. Это он сейчас так думает — слава Богу. А тогда очень хотел стать пророком. Не так он думал, конечно, но по сути… «Амнезия общественного бессознательного может наступить в результате стресса, которому подвергнется человечество, как единый организм. Ядерная война может привести»… Ну да, тогда все боялись, что случится ядерная катастрофа. Физики писали о том, как водородные бомбы уничтожат биосферу, но он-то был практикующим врачом-психиатром и думал совсем не о том, о чем думали все. Стресс социума и, как следствие, — амнезия общественного бессознательного, общий хаос… Человек с амнезией может выжить — его поддержат, вылечат. А человечество… Некому помочь. Не пришельцы же, в самом деле…

Вот интересно. Сорок с лишним лет прошло. Все повторяется. У Дегтярева, конечно, иной подход, иная аргументация, у него физика, уравнения, квантовая структура реальности… темный лес. И точная дата. Он никогда бы не смог… Хорошо, что Дегтярев согласился прийти. Якобы на обследование. Лучший психиатр страны, давно на пенсии, но когда-то занимался амнезиями, надо бы проконсультироваться, да. Это он так сказал Наташе Мозговой, а та передала Оле Савериной, Оля хороший психиатр, она вела Дегтярева последние месяцы, и просьба бывшего учителя для нее почти приказ. Молодец,

она все правильно сказала Наде, той и в голову не пришло, что ею манипулируют. Последняя консультация, да. Пришла. И Максима убедила.

А если бы не… Глупости. Но в какой-то ветви… Если эта странная теория верна, то тогда, во время разговора Оли с Надей тоже произошло ветвление реальности, и на одной ветви Надя решила прийти к профессору за советом, а на другой — отказалась. И там Дегтярев сделал свой доклад…

Была еще одна развилка. Надя сказала Максиму, но он мог отказаться — не пойти на прием…

Сколько же на самом деле таких ветвей, где сегодняшний разговор не состоялся, и сколько ветвей, где разговор был, но подействовать на психику пациента не удалось, и сколько ветвей…

Странная теория. У физиков много странных теорий. А у него только одна, и та старая, но зато правильная. Пророк не должен называть дат. Пророк должен оставлять шанс.

Он оставил?

«Надеюсь, да», — подумал Ройфе, подравнивая листы и опуская их назад, в коробку.

Зазвонил телефон.

— Дедушка, тебя! — крикнула из гостиной Ариша.

— Принеси, — не повышая голоса, сказал Ройфе. У внучки хороший слух, услышит. А не услышит, то сама догадается.

Он взял трубку из теплой руки.

— Слушаю…

— Профессор! С ним опять… Я не знаю… Умоляю, вы можете приехать? — женский голос звучал истерически громко, и Ройфе сразу понял…

— Надежда Сергеевна, — строго сказал он, и рыдания в трубке мгновенно смолкли. «Я еще не разучился держать пациента под контролем», — с удовлетворением подумал Ройфе. — Милая, все будет в порядке, успокойтесь. Это наверняка не полная потеря памяти, всего лишь временная амнезия. От стресса случается. Вы, наверно, сказали, что должны его оставить…

— Я не…

— Сказали, вы же собирались, верно? Не следовало этого делать.

— Я… Наверно, сказала. Давно собиралась. Но… Вы думаете, что…

— Наверняка.

«Всего лишь временная амнезия». Надо осторожнее. Откуда он может знать? «Она сейчас в таком состоянии, что в точности мои слова не запомнит». Спокойно.

— Слушайте меня, милая, — голос звучал ровно, убедительно, без старческой сухости, так он говорил с пациентами, когда работал главным врачом в клинике, даже Наполеоны подчинялись его властным интонациям. — Слушайте. Немедленно позвоните профессору Савериной. Объясните, что произошло. Обязательно скажите о том, что вы сами создали стрессовую ситуацию, объявив о своем уходе.

— Я…

— Обязательно скажите, не надо скрывать. Что именно Максим забыл, по-вашему? Он помнит, что было утром? Неделю назад? Год?

— Господи… — Надя тихо плакала, а профессор терпеливо ждал, немного отодвинув трубку от уха. — Как же… Простите, что вы спросили?

— Я спросил, что именно, по вашему мнению, забыл Максим?

— Он не помнит, что был у вас…

Конечно. И не должен.

— Забыл, что завтра у него выступление…

— Ну, — сказал Ройфе, — это не страшно. Напомните.

— Забыл, что… Господи, он совсем не помнит ничего, что было на прошлой неделе…

— А прошлой зимой…

— Я не… Да. Только как-то… не все.

— Ретроградная амнезия, — задумчиво произнес Ройфе. — В общем-то, типичные симптомы, но по такой отрывочной информации точно не скажешь. Позвоните профессору Савериной. И меня держите в курсе, хорошо?

Он положил трубку на стол. Открыл закрытую уже, но еще не перевязанную, коробку. Нашел опять старые листы и поднес к глазам.

Пророк не должен называть дат.