Бремя равных
Шрифт:
– Иван Сергеевич...
В голосе Карагодского помнимо воли прозвучало что-то такое, что заставило Пана оглянуться. Карагодский смутился.
– Иван Сергеевич, я понимаю, что сейчас вам не до меня, но я никогда ничего не слышал...
– О пента-волне?
– Да.
– Пента-волна, коллега, это... Словом, бог знает, что это такое. Я знаю ваше яростное неприятие всякого, рода телепатии, парапсихологии и прочей, как вы выражаетесь, "чуши", поэтому... Возможно, это какой-то необычный вид излучений, присущий только -живым организмам... Толя, ну что вы там копаетесь?! Да... О чем мы говорили? Так вот, пента-волна-это мой собственный термин. Лично я на стороне тех физиков, которые к четырем фундаментальным
Нина сидела, откинувшись иа спинку кресла. Лицо ее Заострилось, она улыбалась - скорее для самоуспокоения, чем для демонстрации храбрости. На голове, облегая виски, пылала алая корона - большой тяжелый венок из влажных махровых маков. А на лоб, волосы и плечи спадала замысловатая сетка тонких проводников. От направленной антенны тянулись по меньшей мере сотни две зеленых гибких шнуров, маленькими присосками соединенных с разными точками тела.
– Иван Сергеевич, точки соединения электродов выбраны произвольно?
– Нет, конечно. Биоизлучение каким-то образом связано с электромагнитными параметрами тела - на этом и основан принцип его усиления. А точки - места наибольшей электронапряженности кожи - найдены экспериментально...
– А вам ничего не напоминает рисунок этих точек?
– Рисунок? Пожалуй, нет.
– Забавно. Сколько точек вы нашли?
– 218. А что?
– Так вот я могу без электрометра указать вам еще 65 точек, которые вы пропустили.
Карагодский не без удивления ощутил в себе волну радости: он заметил что-то, чего не заметил Пан!
– Не понимаю, Вениамин Лазаревич.
Карагодский тоже не очень понимал свое состояние, но остановиться не мог:
– Вы слышали когда-либо о древней китайской медицине - иглотерапии?
– Разумеется.
– Так вот, ваши точки - это и есть знаменитые точки для иглоукалывания, которые были известны китайским медикам две тысячи лет назад. Я правда, совершенно не понимаю, какая связь между вашей пентаволной и иглоукалыванием, но совпадение вполне вероятно.
– А ведь вы правы... Я просто не обратил внимания. Не пришло в голову... Действительно, здесь, видимо, есть связь. Есть смысл покопаться... Отличная идея! Ведь если...
– Иван Сергеевич, я начинаю.
– Начинайте, Ниночка! Как говорят - "ни пуха".
Только без самодеятельности, хорошо?
– Хорошо. К черту!
Антенна в форме цветка орхидеи стала медленно вращаться вокруг своей оси, а Нина, расслабившись, опустила руки на подлокотникии, закрыла глаза. Сквозь желто-зeленую крышу било солнце, нестерпимо блестела морская далъ, щетинился тусклыми кустарниками островок, черноголовые средиземноморские чайки срезали oстрыми крыльями гребешки волн и снова взмывали вверх с трепещущей добычей в клюве...
– - Иван Сергеевич, вы говорили, что пента-волна - это опасно. Почему? Кажется, все довольно невинно и просто.
– Понимаете, Вениамин Лазаревич, тут довольно-таки сложный парадокс. Для приема пента-передачи необходима очень восприимчивая, очень незащищенная психонервная система. Женщины принимают пента-волну лучше, чем мужчины, к примеру... Но и женщины - не всякие...
– В таком случае, идеальными пента-приемниками были бы дети - их психика ограждена меньше всего.
– Вероятно, да. Но, сами понимаете, что опытов с детьми мы не имеем права ставить, пока не добьемся полной безопасности. А пока... Во время прошлого, например, Нина потеряла сознание.
–
– Видимо, очень сильный пента-сигнал Уисса. Я так думаю. У нее было нечто вроде галлюцинаций: ее психический строй был подавлен психическим миром дельфина. Дельфины воспринимают и чувствуют, как вы знаете, мощнее нас, и человеческие нервы не выдержали.
Шок. Что-то вроде того, если по проводке, предназначенной для 220 вольт, пропустить ток в 380 вольт, понимаете?
– Да, да, конечно. Сработали предохранители выключилось сознание, свет померк...
– Вот именно. Мы, правда, потом придумали вот эту штуку - маковый венок. Вроде индикатора напряжения. Он должен сработать раньше, чем уйдет сознание, и создать заградительное пента-поле. Но... мы предполагаем, природа располагает. Если бы не создавшаяся ситуация, я ни за что не разрешил бы пента-сеанс. Не разрешил бы...
Море стихло совершенно. Ощущалось только соседcтво прибоя. Нина Лежала в кресле не Двигаясь. Медленно вращалась над ней металлическая антенна. Толя едва слышно насвистывал что-то, рассматривал экраны, по которым бегали только бледные точки. Пан, сцепив руки за спиной, молча ходил через всю лабораторию от кресла к двери и обратно и тоже поглядывал на погасший экран.
А Карагодский,. усевшись на трехногий стул и привычно оперев подбородок о трость, думал. У него тоже был пента-сеанс. Он говорил сам с собой. Он пытался вспомнить что-то хорошее и никак не мог. Вопреки желанию перед ним проходили бесконечные коридоры, открывались двери с фамилиями на табличках, ложились под ноги ковровые дорожки, ведущие к столу президиу ма. Он позабыл, когда, на каком симпозиуме он сидел в зале, на обычном откидном стуле. Может быть, он и родился в президиуме? Кажется, он всю жизнь покровительствовал и препятствовал, разрешал и запрещал, проверял и указывал, и. всю жизнь на носу его сидели проклятые очки в черепаховой оправе, сквозь которые мир кажется мягким, округлым и спокойным. Но ведь это не тад, не так! Когда-то и он... Но когда это было? И было ли вообще чтобы море, чтобы какой-то сумасшедший дельфин, чтобы аспирант Толя был с тобой на "ты", чтобы все вокруг тревожило загадками и требовало немедленного решения, чтобы вот так метаться из угла в угол из-за сумасбродной девчонки, рискующей в худшем случае обмороком, и рисковать самому вещами более значительными...
"Что ты ходишь, Пан, что молчишь? Пятнадцать лет воевал я с тобой на журнальных страницах, на высоких трибунах. А ты уничтожил меня за сорок минут-и сам, кажется, не заметил этого. Потому что победа надо мной для тебя - пустячок. Для тебя важнее твой дельфин, твоя Нина, твой Толя, твои экраны, твоя работа, и какое тебе дело, что академик Карагодский выбросил белый флаг?
Но если даже тебе не нужна победа надо мной, Пан, то кому она нужна вообще? Может, спрятать белый флаг, пока его никто не заметил - и пусть все идет постарому? А как быть с Венькой Карагодеким, "Веником"?.. Ведь это ты, Пан, приметил в студенческой толчее упрямого парня, ты подсунул ему тему про дельфинов, ты раскрутил его самолюбие... И вот я снова перед тобой: академик, лауреат, главный дельфинолог страны, мировой авторитет. А ты вместо восхищения делом рук своих третируешь меня, ранишь самолюбие, без конца заставляешь отвечать "не знаю" и "не слышал"...
Сначала я думал, что ты просто по-стариковски мстишь мне за то, что я обошел тебя в степенях и званиях. Но нет, дело в другом: постарел-то, оказывается, я, а ты по-прежнему молод, профессор..."
– Стоп сеанс, Толя! Усилитель! Быстро! Укол!
Алая корона на голове Нины опадала на глазах.
Словно в кадре неозвученного мультфильма, слабели, теряли упругость лепестки мака, съеживались, точно подул ледяной ветер. И бледность, заметная даже под загаром, заливала лицо Нины.