Бремя страстей
Шрифт:
Может, это все-таки не Чейз? Если Рекс и стал отцом одного из сыновей Санни, то скорее всего — Брига. Ведь Фрэнк Маккензи покинул Санни вскоре после его рождения. Разве не ходили слухи, что этот ребенок рожден от ее любовника?.. И разве Рекс не покровительствовал Бригу, наняв его на работу даже после того, как того выгнали отовсюду?
Ее снова вырвало. Нет! Господи, пожалуйста, пусть это будет не Бриг! Ну а если это все-таки Бриг, разве не должен Рекс узнать, что это его сын умирает в палате реанимации? И разве Санни не имеет права повидать его хотя бы перед смертью?
Кэссиди
— Нет! Нет! Нет! — исступленно кричала она, содрогаясь от рыданий…
Слезы жгли ее глаза, но она попыталась взять себя в руки и медленно поднялась на ноги. Держись, внушала она себе. Это еще не конец света! Но в действительности она чувствовала что-то вроде этого.
Было холодно, очень холодно. Невозможно согреться. Санни дрожала. И все из-за сыновей. Ее сыновей. Их образы— мальчиков, юношей, взрослых мужчин— мелькали у нее перед глазами. Красивые. Мужественные. Подающие столько надежд.
Много воды утекло с тех пор, как она видела Брига в последний раз, Бадди — тот вообще ушел от нее совсем маленьким, а Чейз, когда же Чейз в последний раз заезжал к ней? Она всегда рассчитывала на Чейза больше других, в глубине души, однако, сознавая, что когда нибудь он повернется к ней спиной. Давным-давно она заглянула ему в душу… Что же делать? Сын вправе покинуть свою мать и взять себе жену.
Она потерла ладонями плечи, надеясь хоть немного согреться. Она знала, что была глупой женщиной, доверялась не тем людям. Даже тогда, когда заглядывала им в глаза и видела их истинную сущность.
Рекс Бьюкенен — ее ошибка. Она была молодой и горячей. Фрэнк Маккензи, ее муж, добрый порядочный человек, ничего не хотел, кроме обеда на столе, когда возвращался с работы, мира в семье и возможности спокойно смотреть телевизор. Он взирал на мир ясными голубыми глазами. Истинное зеркало души. Фрэнк не предъявлял к ней завышенных требований, никогда не подымал на нее руку, никогда не повышал голос, но у него была одна слабость, которую он месяцами сдерживал в себе. Когда он запивал, то превращался из легкого в общении человека в агрессивное человекообразное существо с дубиной в кулаке.
Тогда его тянуло на азартные игры. Он шел на петушиные или собачьи бои и тратил чуть ли не весь заработок на это кровавое зрелище. Только в такие дни они и ссорились. Фрэнк приходил домой после своих забав, попахивая табачным дымом, соломой и кровью, с блеском глаз, когда выигрывал, и с опущенными от разочарования уголками губ, когда проигрывал. В такие довольно, впрочем, редкие дни Фрэнк становился как бы воплощением дьявола, неистовым и злобным человеком, каким был и его отец.
Санни презирала слабость Фрэнка. Она верила в священность жизни всех существ, и бизнес, основанный на созерцании животных, обученных терзать и убивать друг друга, казался ей омерзительным. И единственный случай, когда она повысила голос на своего мужа, произошел после того, как он побывал
Санни всегда верила в добро и справедливость. Хотя она и не была религиозной женщиной, таинство брака и свадебные клятвы были для нее священны и должны были строго соблюдаться. Она и не собиралась влюбляться в Рекса Бьюкенена, так же как и он в нее. Но это случилось. Неожиданно. Страстно. Грешно. Она родила ему сына. И эта страсть погубила ее брак.
Она всегда видела перст судьбы в том, что они встретили друг друга. Он никогда бы не узнал ее, если бы не случайность. Неизбежная случайность.
Рекс Бьюкенен к своему тридцатипятилетию получил в качестве шутки подарочный сертификат на право изучения его руки и предсказание его судьбы со стороны Санни Маккензи. Санни знала, что сертификат, написанный ею на обычной открытке цветными карандашами, может вызвать лишь усмешку Рекса Бьюкенена и что он, владелец лесопилки и самый богатый и могущественный человек в округе, никогда не станет показываться в маленьком фургоне, ржавевшем на берегу ручья. Но, поддавшись на уговоры нескольких шутников с лесопилки, которым она гадала по руке, посмеяться над их хозяином, Санни поместила сертификат в конверт и, заклеив его красным воском, отправила. Когда два месяца спустя Рекс тихо постучал к ней в дверь, она была несказанно удивлена его приходом.
Он подал ей свою большую крепкую руку, и она немедленно почувствовала его душу. Порой даже ей не всегда удавалось докопаться до души человека, но не так было с Рексом. Рука его была теплой, пожатие крепким, пальцы способны и на жестокость, и на нежность.
А когда она взглянула в его ясные голубые глаза, то сразу же ощутила его грусть, даже тоску и поняла, что жена холодна к нему.
— Вы несчастливый человек, — сказала она со свойственной ей прямотой.
— С чего вы взяли?
— Я знаю.
Он попытался высвободить свою руку, но она цепко держала ее. Этот человек вызвал в ней интерес.
— Да, вы несчастливы,— повторила она задумчиво.
— Конечно же, я счастлив,— возразил Рекс.
Она разжала свои пальцы.
— Вы любите жену и сына, но вы несчастливы.— Она увидела, как гневно сузились его глаза.— Вы уже давно, давно не были счастливы…
—- Вы ничего обо мне не знаете!
— Я чувствую скорбь и подозрительность.
— Кто подстроил эту шутку? Рой? Нет, Гарольд. Держу пари, что это Гарольд, не так ли? — спросил он, а когда она не ответила, он схватил ее за плечи и хорошенько тряхнул.— Это Гарольд Кертен, точно? Идиот! Напыщенный мерзавец. Я завтра же уволю его…
— Он не имеет никакого отношения к тому, что я говорю. Я говорю то, что есть.
— Тогда вы сошли с ума.
— Вы же сами пришли ко мне,— невозмутимо заметила она, и его пальцы, сжимавшие ее плечи, ослабли.— Вы пришли сюда, потому что несчастливы. Потому что не способны заставить вашу жену полюбить вас.