Бремя тела

Тарасов Антон Юрьевич

Но и без них жизнь не обрела ни смысла, ни всего того, чего в ней не хватало и ранее. А ушло очень многое: здоровье, способность свободно мыслить и действовать, распоряжаться своим временем, стремиться к новому. Жизнь замкнулась в четырех стенах, на старомодном тяжелом стуле у распахнутого окна.

Она не хотела этого делать, но другого выхода для себя не находила. Однажды, когда Лара была в школе, муж на заводе, соседи разошлись кто на работу, кто на учебу, а Маша ушла на рынок, она встала и пошла по комнате. Она помнила досконально каждый ее сантиметр. Стол, шкаф, перегородка, кровать Ларочки, их с Виктором кровать, тюк с разным тряпьем.

Идти было тяжело, кололо сердце, она задыхалась, терпеть это было невыносимо. Она сделала круг по комнате, будто прощаясь со всем тем, что ее окружало многие годы. На полпути к столу она закашлялась, кашляла долго, вдыхая носом воздух пополам со скопившейся за шкафом, куда не добиралась Маша с тряпкой, пушистой домашней пылью.

Врач выписал ей сердечные капли. Она принимала их в те мгновения, когда сердце начинало колотиться сверх всех ограничений, пальцы переставали слушаться, а кашель никак не успокаивался. «Машенька, милая, три капли», — хрипя, кричала она. Иногда, чтобы Маша услышала, приходилось даже, привстав, стучать кулаком по спинке стула. Маша вбегала в комнату и, спешно вытирая руки о фартук, отсчитывала в стакан из пузырька три капли и наливала немного воды из графина. Она пила жадно, но ей казалось, что сердцебиение и кашель успокаиваются вовсе не от капель, а просто потому, что дольше пяти минут кряду продолжаться не могут.

Прежде чем взять в руки пузырек, она замерла и прислушалась. «Никого», — вздохнула она. Покрутив пузырек в руках, она осторожно вынула пробку. Ее руки дрожали: сомнения чуть было не одолели решимость. Чуть было — но так и не одолели. Она выпила содержимое едва початого пузырька. Выпила — и без малейшего волнения прошла и села обратно на стул.

Ее нашла Маша. Она как будто прилегла вздремнуть, облокотившись на подоконник. Горшок с геранью был опрокинут, должно быть в последние свои секунды организм ее отчаянно требовал воздуха, столь опротивевшего ей при жизни. Воздуха, в котором чувствовались дворовая сырость и гарь с завода.

Ларочку прямо из школы забрали и отвезли на месяц в деревню к родственникам Виктора. Сам он был убит горем и заливал его водкой. Сестра тоже никак не могла прийти в себя. Ларочке с трудом удалось объяснить, что мама больше не придет, что она заболела и умерла. Ларочка не понимала до конца, что значит умерла, и в глубине души надеялась, что маму всего-навсего положили в больницу, и она поправится. «Наивная, а ведь десятый год уже пошел», — сокрушался Виктор. Ларочку оставили жить в деревне: она всегда с нетерпением ждала конца недели, когда на выходные к ней приезжал папа. А потом, спустя пять лет, после восьмилетки Лара сама уехала обратно в город, чтобы быть ближе к отцу. Они шли на работу и с работы вместе — она устроилась на завод подмастерьем, пошла в училище.

XIII

— Ну, ты, Никитина, даешь! Это же какие мозги надо иметь, чтобы с ходу все на пятерки сдать! — причитала Надя. И в самом деле, подумать можно было все что угодно. Почти не готовясь, Ксения сдала все зачеты, а затем и два экзамена из трех на пятерки.

— Колись, как все так получилось! — поддакивал Саша: он пришел успокаивать Надю, расстроившуюся из-за несданного экзамена, и отпаивал ее дешевым белым вином, от которого пахло спиртом и чем-то приторным. — Небось, глазки преподу строила?

Ксения не обижалась. Она научилась не обижаться и игнорировать все, что слышала в последнее

время. Все разговоры за спиной, которых вроде как и не было, а тем не менее она их слышала и понимала, что обсуждают именно ее. Но стоило ей обернуться — и все смолкало, продолжалось обсуждение посторонних рутинных дел.

Надя пила вино — и Ксения чувствовала, что в глубине души они с Саней ждут, чтобы она поскорее ушла. Пульсирующее пятно под потолком убеждало Ксению во всех ее грязных догадках. Но у самой Ксении были другие планы. Ей не хотелось завалить последний экзамен, тем более статистику она хоть и понимала, но люто ненавидела, как и все дисциплины, где нужно было считать и оперировать цифрами. К тому же она понимала надежды Александра Яковлевича, несмотря на то, что всячески старалась избегать разговоров с ним и даже не заходила в деканат, когда там никого из студентов не было. Ксения уселась за стол и разложила учебники. Экзамен был на следующий день. Надя же учить ничего и не собиралась. Как только стало ясно, что Ксения обеспечить им уединение не намерена, они ушли.

— А я бы и с Никитиной попробовал, она секси, — послышалось Ксении, но, обернувшись, она расслышала лишь, как Саша уговаривал Надю наделать шпаргалок, чтобы было чем воспользоваться на экзамене. Черное пятно на потолке начало опускаться вниз, но как только Ксения приказала себе забыть обо всем и углубилась в чтение, оно вернулось обратно и сжалось в маленькую точку.

К экзамену оказались допущены немногие. Ксения вытянула билет, очень быстро подготовила теоретические вопросы, но замялась с задачей.

— Ну-с, Никитина, вы сидите уже полтора часа, целых полтора часа! На вас не похоже, — подметил Владислав Михайлович, молодой доцент, худой, высокий, с тонким длинным носом и светлыми волосами, зачесанными назад. Вид у него всегда был настолько простецкий, что студенты между собой называли его Михась. — Давайте-ка, прекращайте ваши сидения, давайте посмотрим, как у вас с теорией, а там, гляди, и с задачей разберемся.

Он окинул взглядом аудиторию. Преподаватель всегда замечает, списывают студенты или нет. Даже по мелким, неприметным на первый взгляд признакам Михась понял, что из тех, кто сидел и размышлял над билетами, вряд ли кто-нибудь что-нибудь напишет, даже если он сядет и примется читать газету: у большинства даже списать было неоткуда. Испугавшись выговора декана, он решил не зверствовать, а Ксении поставить заслуженную пятерку.

Ксения принялась бойко отвечать теорию. Михась прикрыл глаза, внимательно слушал и, закинув ногу на ногу, покачивал потертым коричневым ботинком. Когда дело дошло до задачи, Ксения замялась.

— И какова будет вероятность попадания в эту точку пространства? — ехидно улыбаясь, спросил Михась. — Попробуйте вспомнить стереометрию.

Ксения с трудом вспоминала, кое-как, спотыкаясь, добралась до ответа задачи. Михась порылся в своих карточках, на которых было записано правильное решение.

— Надо же, ответ верный, — с удивлением отметил он и потянулся за зачеткой, в которой размашистым почерком поставил дату и оценку «отлично».

Сессия была сдана, лишь это радовало Ксению. Других позитивных мыслей она найти не смогла. Выходя из аудитории, Ксения услышала за спиной:

— А мне понравилось, как вы сдавали мне статистику.

— Слышал, теперь и Михась запал на Никитину.

— Да они со Скруджем теперь передерутся, кто первый ее поимеет.

— Никитина, ну-с, вы готовы отблагодарить меня за пятерку?