Бремя удачи
Шрифт:
Шарль кивнул и промолчал. Он отчего-то поверил, что большего Степанида не скажет. Гладкая дорога ложилась под колеса удобно, не добавляя тряски движению и не вынуждая магией смягчать ухабы и отвлекаться от размышлений. Шарль пожимал плечами и недоумевал: кто сказал, что именно птицы удачи и есть высшая форма развития магии? Их ведь, кажется, не было вовсе, пока маги Ликры в незапамятные времена не сотворили нечто с полем удачи страны, желая получить выгоды в обороне от нападений врагов. Сами ликрейцы, надо отдать им должное, не видели смысла или удали в затее захватить чужую землю. Свою заселить да обжить уже сил недостает… Вот и учудили нечто
А что было прежде, пока не выделили удачу в чистом виде и не создали целый раздел магии на ее основе? И что послужило основой для создания птиц? Наверное, странные и загадочные отшельники вроде этой Степаниды. Или Элен… Шарль вздрогнул и почти невольно погладил себя по шее и ниже, по груди. Змея оставалась там, невидимая и нематериальная, но настоящая. Несбывшаяся смерть, отведенная от него невозможным и непонятным способом. Она потому не одолела жертву, что Элен ценила его, спасителя семьи, больше жизни – и отстояла. Отспорила, не отдала.
Такая тоненькая, с длинными узковатыми глазами лисички, которые делают улыбку чуть лукавой и особенной…
Шарль ударил по тормозам, выбрасывая вперед руку и задействуя магию. Эжен ле Пьери повторил жест, стоя прямо за поворотом и не думая двигаться с дороги.
– Катаешь мою жену? Один? – с раздражением уточнил он. – О чем думаешь? Террибль… О ком?
– Этот домик нам тоже негоден, – сразу угадала Степанида. – Женечка, не рви ты себе душу. Давай я выберу. Ты ищешь одно, а желаешь иного. Ты памятью выбираешь, хотя сам давно уже изменился.
– Да, увы, – признал Эжен, устраиваясь в автомобиле. – Не нравится ничего. Слишком тут тесно, слуг много и в целом людей. Все не так. Они говорят – я заработаю на гостях. Но это отвратительно. Лучшие комнаты или винный погреб – и вдруг для платных гостей.
– Шарль, поезжай вон туда, прямо к морю, – махнула рукой Степанида. – Сейчас мы все и выберем. Виноградник нам не надобен, одна морока с ним. И цветники по линейке разбитые негодны, и кусты стриженые.
– Стефа, ты мудрая, уи, – оживился джинн.
Вечером он уже воодушевленно приглядывался к домику на скалах над красивой бухтой. Две гостевые комнаты, почти тесно. Зато море рядом, а всевозможные платные гости, трактиры и шум дорог далеко…
– До Амьена неблизко, – осторожно уточнил Шарль. – Университет мэтр ле Берье намерен основать там.
– Меня не интересуют его затеи, – усмехнулся Эжен. – Тут будет причал. Дивное место, уи. Стефа знает мою душу, она сразу выбрала. Это дом для отдыха. Преподавать у Сержа? Террибль, пусть он мечтает еще и серебряный месяц за рога схватить и приладить в ректорат вместо светильника! Ты ведь сам не задержишься прямо теперь во Франконии и не вернешься сюда жить насовсем?
– Я рыцарь фон Норхбург, – усмехнулся Шарль. – И я надеюсь достичь большего, я намерен занять пост помощника ректора, очаровав святого Иоганна всеми доступными джинну средствами.
– Мон ами, это сильный план, – заинтересовался Эжен. – Но зачем?
– Горгон просил, сам Нардлих просил, Гюнтер тоже и много кто еще, – признал Шарль. – Получится дивный купаж: совсем немного шпионажа, капелька интриг, прилежные ученики, капризный и чудаковатый старик-ректор, к тому же умница и даже мудрец… А еще Ганс, которому не под силу самому понять, куда вести этих мальчишек, разочарованных в одной идее и пока что не получивших взамен новую. В общем, там мне не будет скучно. И Элен тоже. Я звонил
– Даже смерть ее опасается, – тихо шепнул Эжен, глядя на свою Степаниду и чуть-чуть, едва приметно, улыбаясь.
Эпилог
Ликра, Белогорск, 17 июня
– Он не приедет, – горестно выдохнула Элен, глядя на меня красными от слез глазами-щелочками. – Я слово не сдержала. Меня журналисты вон как испозорили, я уже и распутная, и скандальная, и манеры у меня такие, что только волков пугать.
– Я тебе удачу дарую, уймись. Все обойдется.
– А иди ты со своей удачей! – Слезы высохли, и это северное чудовище, угрожающее отнять у меня звание самой скандальной барышни города, потянулось к револьверу. – Тоже мне, охотника они изничтожили! Вот если б я на тебя взялась охоту объявить, тогда иное дело. Иди, в отчаянии я, видишь? Умела бы еще сильнее отчаиваться, застрелилась бы. Но не могу. Илюха знает и даже не пытается утешать. Иди! Не терплю я этих вздохов. Сама виновата, сама и отвечу.
Отношение Элен к удаче было точно таким, как и ко всему в жизни. Простым. Врагов надо пристрелить, благо оружия в доме много, и только лучшего. Друзей надо накормить и обогреть. Дом большой, места хватит. А если и маленький – как иначе?
Я ее и люблю даже сильнее, чем Томочку, наверное. Она исключительная. Не знаю, как Шарль умудрился разглядеть ее сразу, но он молодец. Охмурял кого ни попадя, а выбрал наилучшее, что во всем свете есть. Соболев, злодей, ведь что задумал? Я сперва и не поняла, но, когда вернулась домой из Арьи, постепенно рассмотрела его план и ужасно взъярилась. Лев Карпович выдал дочери миллион и выделил ее из семьи, почти намеренно поссорившись. Он прекрасно знал с самого начала то, что я угадала позже. Девушка в семнадцать лет и при таких средствах в столице обречена стать жертвой всех жадных до денег бездельников, какие способны доползти до ограды дома… Они разные: одни на жалость бьют, иные умом гордятся, происхождением, красотой, ласковостью, показной добротой и еще невесть чем. Выбор огромен. Хоть один, а добьется своего. Миллиона то есть. Полагая Элен неизбежным дополнением к золоту. И всякий будет дурнее и подлее Шарля в самые худшие его годы упоения идеальной внешностью и талантом джинна. Потому что Шарль и тогда был человек, с живой душой, пусть и угнетенной, задавленной. Эти же – жалкие, ничтожные крохоборы, лентяи и бездари. Соболев отомстил Шарлю, не пощадив родную дочь… А еще пожелал сделать Элен подобной себе, разочарованной в людях и убежденной во всесилии золота, и это с его стороны вдвойне дурно и подло.
Шарль приехал в ноябре и всех разогнал, но тут случилось странное. Элен уперлась: она дала слово извести деньги и выучить язык, она желает понять, на что годна, она в лес одна на охоту ходила и не желает прятаться за спину джинна. Если в городе есть хищники, сама отобьется.
Мы ругали ее на все лады. Мы – это, наверное, половина города, те, кто не стоял под стенами дома и не грезил миллионом. Но Элен уперлась всерьез.
Шарль уехал злой и по-настоящему обиженный, что куда хуже. Накатили новые события, да таким валом, что и не вздохнуть.