Бреслау Forever
Шрифт:
— Приветствую вас от всего сердца. Моя фамилия Сташевский, и я тот самый полицейский, который…
— Так это от вашего имени тот тип дал объявления? — перебил его Васяк.
— Да.
— Следствие по делу монастыря?
— Да.
— Тогда спрашивай, пан, что пан желает.
Он настолько удивил Сташевского, что тот какое-то время никак не мог собраться с мыслями.
— Мммм…. Как звали того офицера, которого вы вместе с Мищуком привлекли к следствию?
— Борович. А откуда вам это вообще известно?
Трансатлантические соединения работали как часики. Сташевский слышал дыхание Васяка, даже тикание его старомодных часов.
— Я прочитал все ваши акты. А поскольку их стиль неожиданно изменился
— Ага. — Впервые в голосе Васяка можно было услышать уважительный оттенок. — Это он придумал наше бегство. Это он напечатал пару бумажек, приставил печати, что было можно — подделал. Но одно письмо пожелал, чтобы я написал собственноручно. Так и не знаю — зачем.
Сташевский знал: зачем. Со всей и абсолютной уверенностью.
— Я могу это вам объяснить, — сказал он.
— Правда?
— Да. Таким именно способом Борович оставил для меня след.
Васяк колебался, шепча что-то непонятное.
— Для вас? — прибавил он громче.
— Для кого-то, кто будет вести это следствие дальше. Было важно распознать почерк и сравнить даты. Вы написали письмо после собственной «смерти». И это склонило меня к тому, чтобы начать вас разыскивать.
Долгая тишина.
— Об этом я не догадался, — голос Васяка сделался уже почти что симпатичным. — Но тут вы правы. Он хотел, чтобы кто-то закончил это дело.
— Так, в связи с этим, могли бы вы рассказать мне все по очереди?
— О том, чего нет в бумагах? Да. Но только вначале скажите, почему вы заинтересовались этим через столько лет?
Сташевский не знал, говорить ли всю правду.
— Знаете, собственно говоря, случайно. Когда-то, будучи в Германии, я встретился с Кугером. — Славек приписал себе случай Земского. Все равно, Васяк никак не мог этого проверить.
— С Кугером? Так он еще жив?
— Уже нет. Но после войны все сложилось по его желанию. Думаю, он даже был счастлив с той своей полькой. Правда, это неважно. Поначалу мне казалось, что все это бредни старика, пожираемого склерозом. Потом, уже через долгое время после возвращения домой, я, совершенно случайно, наткнулся на акты и понял, что Кугер говорил правду.
Васяк снова перебил его:
— Но зачем вы занялись делом, в которой нет ни одного подозреваемого?
Deja vu. Тот же самый вопрос Славек задавал себе раньше.
— Вы знаете, это смешное следствие…
— Оно вовсе не смешное. Это дело убивает всех, кто пытается его решить.
Сташевский рассмеялся.
— Это я как раз успел заметить.
— Только немногим удалось избегнуть смерти. — Васяка сложно было понимать. На кресовый акцент с молодости сейчас наложился американский выговор, столь характерный для тамошней Полонии. — А вы сами? Вы боитесь смерти?
Боже, ведь именно об этом он только что размышлял. Славеку казалось, что бывший милиционер читает у него в мыслях.
— Нет.
— Ой, молодой человек… — Васяк тяжело вздохнул. — Не легче ли покончить с собой обычным способом? Застрелиться, повеситься, выпить яду?
— Я предпочел бы взять пример с тех немногих, которые выжили.
— С кого? Кугера вы встретили, Борович умер от старости, тот гестаповец наверняка сгнил в Сибири, ну а со мной вы сейчас разговариваете. А больше никто и не выжил.
Сташевский чувствовал, что Васяк ускользает от него. И он решил сказать правду.
— После войны, после вашего бегства из страны, те странные смерти повторялись. Все время по одному и тому же сценарию. Ведение следствие мне поручили в формальном порядке.
Васяка это совершенно не удивило.
— Почему так?
— Похоже, что я самый лучший следователь в этом городе.
— Ага.
И вновь длительное молчание. Васяк продолжил беседу где-то через минуту.
— Ладно.
— С самого начала?
— Да. Несущественные подробности нашего побега я пропущу. Дальнейшее следствие Борович проводил уже в Штатах.
Правда, подробности побега пропущены не были. Заболтанный описанием каждого шага в приключениях Васяка с Боровичем, Славек уселся прямо посреди пустой улочки и вытащил из кармана куртки банку с «Ред Булл». Он как раз допивал последние капли, когда в рассказе наконец-то появился американский след. У Боровича с Васяком никаких серьезных денег не было. Они не могли заниматься тем, что было пригодно в настоящий момент. Так что же, начинать от будки с гамбургерами? Они даже толком не знали, как эта гадость делается. Единственным знанием, имеющимся у Васяка, было умение хозяйствовать в богом забытом кресовом селе. Зато Борович всю войну провел в качестве специалиста по подделке документов в АК. Довольно скоро оказалось, что американские документы гораздо легче подделать, чем немецкие. Где-то через месяц они располагали комплектом банковских поручительств и взяли приличный кредит. Но, вместо того, чтобы смыться в Мексику, как сделало бы большинство тамошних, умственно ограниченных преступников, они купили развалины фермы. Оба они отремонтировали рушащийся дом, поставили ограду, упорядочили территорию. Даже начали обрабатывать землю. К сожалению, это у них никак не пошло. Умения Васяка, пригодные на польских границах, в американских условиях никак не срабатывали. Перед концом года ферму нужно было продать. Каково же было их изумление, когда первый же клиент предложил намного больше, чем они заплатили сами. Боровича осенило. Инфраструктура! Они быстро купили очередную развалюху и сделали из нее куколку. Полученная от продажи прибыль уже через несколько месяцев позволила им выплатить незаконно взятый кредит. Зато для банка теперь они стали абсолютно надежными партнерами. Теперь они купили две паршивенькие фермы, наняли команду польских столяров, сбежавших от красного великолепия в стране. Под конец сороковых годов на них уже работал местный архитектор. Прибыль теперь сделалась еще большей, поскольку вместо ферм они строили шикарные места отдыха для богатых горожан. Наняли бухгалтера и специалиста по инвестициям. Возвели свой первый дом для богатых пенсионеров с превосходным оснащением и обслугой. Затем вступили в бизнес строительства пригородных жилых домов. В средине пятидесятых оба уже были миллионерами. И вот тогда пришел тот день. Борович подъехал к их великолепной конторе на новом открытом кадиллаке.
— Пора вернуться к следствию, товарищ милиционер! — крикнул он, сидя за рулем.
Васяк выглянул из окна. Он терпеть не мог кондиционеров и в своих очередных кабинетах (конторы менялись часто, поскольку своей деятельностью они охватили уже несколько штатов) всегда приказывал устанавливать нормальные, классическим образом открываемые окна.
— Это каким же образом, пан полицейский?
— Только не надо множить проблемы, гражданин. Для решения этой проблемы мы создадим специальную группу. Санационно-большевистскую.
— Из меня такой же большевик, как из тебя лагерный капо! — Васяк на мгновение засомневался. — А наш бизнес?
— Да чего там! Возьмем себе генерального директора.
После чего прозвучал вопрос:
— А на кой ляд?
Борович ответить не мог. Во всяком случае, по-простому. Он размышлял очень долго.
— Не стану разводить турусы на колесах, будто бы бандиты ущемили мои амбиции или хотя бы бросили вызов. Это дело меня заинтриговало. — Он снова замолчал. — Слушай. И ты, и я, хотели мы того или нет, но давали присягу. Что будем защищать, охранять и так далее. На первый взгляд, мы занимались этим в разных государствах. Но Польша — она же словно змея. Только шкуру меняет. А единственная и неповторимая Жечпосполита остается. Неизменной.