Бретёр

Яковлева Юлия

— И государь повелел выплатить пострадавшим владельцам полную компенсацию за сгоревшие в Москве дома. Это — факт. От имени генеральши Глазовой я купил эти дома за бесценок, а она получит деньгами из казны их истинную стоимость.

— Вы этого не знали, когда покупали дома. А на игрока вы не похожи.

— О нет. Это ваш Прошин любит играть с удачей. А я ее боюсь. Я люблю расчет, уверенность, планы. Слух о том, что государь готов поддержать дворянство, ежели оно ради отечества потерпит убыток, просочился в самом начале

войны. Это был не риск, а разумное допущение. Я был уверен, что, сказав, государь сдержит слово. Наш государь — ангел и рыцарь. — Егорушка елейно поклонился.

— Я вам не верю.

— Показать вам купчие на все четыре дома?

— Не верю, что вы так печетесь об имуществе вашей барыни.

Егорушка вскинул реденькие брови:

— Барыни? При чем здесь она? Она одной ногой в могиле. Я пекусь единственно о мадемуазель Прошиной. Об том, чтобы она стала очень богатой наследницей.

— Вам-то с этого что?

— Вы сами сказали… — Егорушка ухмыльнулся. Зубки у него были мелкие. Улыбка не красила его. — Муж богатой жены. Неплохо. Мне эта роль подходит.

Он убрал улыбку с лица:

— Я знаю, вас с души воротит признать, что ваш товарищ совершил злодейство. Но придется. Посмотрите же наконец правде в глаза. Он его совершил!

— Господин Мурин! — раздалось удивленно с лестницы. И мадемуазель Прошина, шурша платьем, спустилась. — Вот сюрприз.

Взгляд ее спрашивал: зачем вы здесь? Ситуация была неловкой.

— Вы к тетушке?

Ответил Егорушка — с вызовом.

— Господин Мурин заезжал увидать меня.

— Вас? Но… — мадемуазель Прошина непонимающе смотрела то на одного, то на другого.

Егорушка твердо глядел Мурину в глаза, строго сказал:

— Он приезжал передо мной извиниться.

Горбатая девушка округлила глаза:

— Перед вами? За что?

Мурин поклонился:

— Надеюсь, мои извинения приняты.

Егорушка великодушно наклонил голову:

— Приняты.

Мадемуазель Прошина сдвинула брови:

— Егор Никодимыч, ступайте. А я провожу господина Мурина до двери.

К Егорушке тут же вернулась прежняя желчность:

— Но, сударыня… Это не вполне прилично. Госпожа…

Голос мадемуазель Прошиной зазвенел холодной сталью:

— Егорушка. Благодарю. Я сама решу, насколько прилично то или иное положение. Вы свободны.

Егорушка угодливо согнулся в поклоне. И, пятясь, удалился.

«Бог мой, — пронеслась догадка у Мурина. — Он никак испытывает от этих поединков наслаждение?» Сложность и разнообразие человеческих связей и чувств в который раз обескуражили его.

— Что все это значит? — заговорила мадемуазель Прошина по-французски. — Какие извинения? За что?

— Я бы предпочел не объяснять.

И тут же получил свой удар кнута:

— Боюсь, вам придется.

Мурин смущенно потер лоб.

— Э-э… Он позволил себе заявить, будто…

э-э… задумал жениться на вас.

— А вы здесь при чем?

Что-то в тоне ее вопроса изумило, но и задело Мурина. Он понял, что в душе мадемуазель Прошина уже решилась на этот неравный брак. С жаром воскликнул:

— Ведь Егорушка этот — негодяй, пройдоха!

Мадемуазель Прошина и бровью не шевельнула:

— Что ж с того? Я его не люблю и не полюблю.

— Но…

— А вот детишек любить буду. У многих женщин в браке нет и того. Так что я буду отнюдь не несчастней многих.

Мурин выкатил глаза.

— Но ведь он…

— Или вы сами на мне женитесь? — осведомилась мадемуазель Прошина.

Мурину нечего было ей на это сказать, и от мысли, что она это хорошо понимает, краска стыда снова залила его. Мадемуазель Прошина убедилась, что он побагровел до нужной густоты. И тут перевела внимание на корзину с желтоглазым пассажиром. Быстрым движением присела.

— Ах, что это?

Платье опало вокруг нее.

— Вам. Подарок, — промямлил Мурин.

— Какая прелесть! — воскликнула она. Вытянула животное. Мурин поразился, до чего ж кот оказался длинный: казалось, он не кончится никогда. А мадемуазель Прошина уже прижималась щекой к остроухой голове, воркуя: — Ах ты милашка. Ах ты душенька.

«Хорошо, что я сообразил распорядиться, чтоб его вымыли», — подумал некстати Мурин. И: «Она точно будет счастливая и нежная мать». Есть женщины, рожденные быть матерями. Как мадемуазель Прошина. А есть — рожденные разбивать сердца и быть любовницами. Как Нина Звездич. При мысли о Нине стало тошно. Мадемуазель Прошина выпрямилась, прижимая кота к груди:

— Ах ты куколка моя. Ах ты красавица.

И наконец изволила снова заметить Мурина:

— Как же ее звать?

— Кого? — не понял Мурин.

Мадемуазель Прошина почесала нос о мягкое дымчатое темя:

— Ее.

— Ее?! — изумился Мурин. Глаза его остекленели. Мысли взорвались, как фейерверк.

Мадемуазель Прошина странно глянула на него:

— Конечно. Это же кошка. А вы что думали — кот? Ах, мужчинам такое невозможно разобрать. А женщина увидит сразу. Да что вы так удивлены? Мы, женщины, многое замечаем такого, чего мужчинам не понять.

— Бритва, — еле просипел Мурин.

— Бритва? Весьма странное имя. Куда же вы? Господин Мурин!

Дверь хлопнула. Стало тихо. Она пожала плечиком.

— Странный тип.

И снова зарылась носом в дымчатый мех, потеряв к Мурину всякий интерес:

— Какая же ты Бритва? Ты такая мягкая, такая красавица. Какой милый бантик на тебе. Можно я буду звать тебя Шушу?

Глава 8

На лице Андриана промелькнуло удивление, когда Мурин торопливо вышел один и молча сел в коляску.