Брежнев. Разочарование России
Шрифт:
«Это “сообщение”, — писал тогдашний начальник разведки ГДР генерал Маркус Вольф, — было подсунуто редакции советской стороной без нашего ведома. В действительности в Праге проводились натурные съемки фильма “Ремагенский мост”. Танков не было, была кучка статистов в американской форме. Меня спрашивали: не следует ли предположить, что “утка” с танками задумана как алиби на случай советской интервенции? Такую возможность я посчитал абсурдом, ребячеством».
История с мнимыми американскими танками — лишь один пример неуклюжей работы службы дезинформации
С 28 июля по 1 августа в здании железнодорожного клуба чехословацкой пограничной станции Чиерна-над-Тисой проходили переговоры политбюро КПСС и КПЧ. Члены советского политбюро тремя самолетами Ил-18 прилетели на военный аэродром в Мукачево. На машинах доехали до Чопа, где разместились в вагонах спецпоезда. Утром состав пересекал границу. Во время перерыва на обед поезд возвращался на советскую территорию. Потом вновь пересекали границу. Ночевали у себя.
Когда утром советский поезд в первый раз прибыл на станцию Чиерна-над-Тисой, собравшиеся на вокзале люди кричали:
— Берегите Дубчека! Берегите Дубчека!
Руководители Чехословакии отстаивали право проводить свою линию, которая поддерживается народом.
— Вы односторонне оцениваете наше положение, не считаетесь с мнением народа, — отвечал Дубчек на предъявленные ему обвинения. — Мы пробуем идти своим путем, а вы — другим. Что же, у вас нет трудностей и ошибок? Но вы о них умалчиваете, не обнажаете, а мы не боимся сказать правду своему народу.
Ему вторил глава правительства Олдржих Черник:
— Мы не понимаем, в чем вы нас обвиняете. Мы все делаем для истинного доверия к КПЧ среди народа. Мы хотим, чтобы в стране была свобода слова, печати. Мы не имеем ни права, ни возможности принять незаконные меры против людей, по-иному мыслящих. Сегодняшнее руководство пользуется в партии и в народе авторитетом, какого никогда не было. Нашей партии не угрожает никакая опасность, пока она с народом. С вашими военными учениями получилось неудачно. Вы объявляете одно, а делаете другое. Без всяких на то оснований ваши военные задерживаются на нашей территории. Как я, как глава правительства, могу объяснить это народу?
В двенадцать ночи поезд с советской делегацией вернулся на свою территорию. Все собрались в вагоне генерального секретаря. Натолкнувшись на сопротивление чехословацкого руководства, члены политбюро растерялись.
«Брежнев до крайности нервничает, теряется, его бьет лихорадка, — записал в дневнике Шелест. — Он жалуется на сильную головную боль и рези в животе».
Разошлись в четвертом часу ночи, ничего не решив. Советскую делегацию безумно раздражал энтузиазм, с которым чехи и словаки, собравшиеся на улице, приветствовали Дубчека. Брежнев чувствовал себя совсем плохо, на второй день в переговорах не участвовал, послал вместо себя Суслова.
Шелест пометил в дневнике: «Брежнев разбитый, немощный, растерянный. Плохо собой владел». Шелест
Косыгин с отвращением заявил, что с «галицийским евреем Кригелем» ему вовсе не о чем говорить. Возмущенный этими словами, Дубчек вышел из зала заседаний. Советской делегации пришлось извиниться. Франтишек Кригель был членом президиума ЦК и председателем Национального фронта, объединявшего все политические партии.
После встречи в Чиерне-над-Тисой руководители обеих партий поехали в Братиславу. Там открылось совещание представителей шести социалистических стран. Дубчек встречал Брежнева в аэропорту. Зная его любовь к мужским поцелуям, Дубчек запасся большим букетом цветов. Он так ловко им маневрировал, что поцелуй не удался. Удовлетворились рукопожатием.
Маршал Гречко втолковывал членам политбюро:
— Наша армия парализует контрреволюцию, обезопасит от ухода Чехословакии на Запад. Но главную роль должны сыграть политики. Опасно выглядеть оккупантами. Чехословаки должны нас позвать.
Люди Андропова добивались, чтобы промосковские члены президиума ЦК компартии Чехословакии написали письмо с просьбой ввести советские войска. Брежнев нуждался в таком письме как оправдании. Письмо должен был подготовить член президиума ЦК компартии Чехословакии Васил Биляк.
В Братиславе 3 августа Биляк сказал Шелесту, что передаст письмо вечером в туалете. Они встретились там в восемь часов. Биляк отдал письмо сотруднику КГБ, тот так же незаметно передал его Шелесту. В письме содержалась просьба ввести войска.
Шелест подошел к Брежневу:
— Леонид Ильич, у меня хорошие новости.
Леонид Ильич, взбудораженный переговорами, взял письмо трясущимися руками.
Когда восставали восточные немцы, венгры или поляки, они ненавидели свою власть. А в Чехословакии власть и народ были заодно. Люди, которые тихо ненавидели коммунистическую власть, поверили в нее. Выяснилось, что восемьдесят процентов населения поддерживают новую политику коммунистической партии и безоговорочно высказываются за социализм. От этого московских лидеров просто оторопь брала.
За три дня до ввода войск чехословацкое руководство устроило большой прием. После официальной части Александр Дубчек отвел корреспондента «Известий» Владлена Кривошеева в сторону и стал жаловаться на то, что ему Москва не доверяет:
— Ведь я семнадцать лет прожил в Союзе! Я там учился! Я искренен и честен в отношениях с Союзом!
17 августа венгерский лидер Янош Кадар предложил Дубчеку встретиться. Они разговаривали на границе. Кадар, переживший восстание 1956 года, смотрел на руководителя Чехословакии с удивлением. Пытался объяснить Дубчеку: либо он сам жесткой рукой наведет порядок в стране, либо вторжение неминуемо. Дубчек не верил, что Москва введет войска. Кадар с нотками отчаяния в голосе спросил: