Брежнев
Шрифт:
Один из заместителей Косыгина возмутился:
– Воробьев – всего лишь начальник отдела и не может всего знать.
Другие зампреды стали говорить, что они лучше знают и понимают ситуацию, чем работники Госплана:
– Еще впереди половина пятилетки, и мы успеем всё поправить… Госплан смотрит односторонне и мрачно… Не надо коней на переправе менять.
Название популярного тогда фильма, казалось, больше всего соответствовало настроениям руководителей правительства: не надо ничего менять! Они просто не хотели слышать о проблемах социалистической экономики.
«В последнее время наша экономика напоминала „тришкин кафтан“, – оценивал ситуацию Байбаков, – чтобы залатать дыру в одном месте, надо было отрывать кусочек в другом. Неприкасаемыми остались только огромные расходы на оборону».
К концу жизни Косыгин стал раздражительным и нетерпимым. Помощник генерального секретаря Александров-Агентов вспоминал, как на заседании политбюро Косыгин, недовольный докладом Байбакова, истерически кричал на председателя Госплана:
– Что вы тут развизжались, как старая баба!
Деятельность Косыгина на посту главы правительства заканчивалась неудачно. Экономика находилась в состоянии стагнации. Страна закупала большое количество оборудования за рубежом. Его даже не устанавливали, оно хранилось на складах, пока не устаревало.
Громыко вспоминал, как в его присутствии Брежнев спросил Косыгина:
– Как много закупленного за границей промышленного оборудования у нас до сих пор не установлено на предприятиях и все еще складировано?
Косыгин, как всегда, знал ответ:
– На шестнадцать-семнадцать миллиардов инвалютных рублей.
В долларах эта цифра была еще больше.
Алексей Николаевич считал копейки. А сотни миллионов пропадали – уходили на строительство промышленных гигантов, которые строились очень долго или не давали отдачи. Экономику разоряла гонка вооружений. Что толку было от его бережливости?
Во второй половине 1970-х ухудшилось положение с продовольствием. В стране нарастало глухое раздражение, в первую очередь из-за отсутствия продуктов и элементарных товаров. Снижалось качество жизни. Во многих областях прошли настоящие забастовки, о которых говорилось только в закрытых партийных документах.
Купить почти ничего было невозможно. Всё стало дефицитом, и всё приходилось доставать через знакомых или переплачивая сверх меры. Дефицит уходил на черный рынок. Деньги сами по себе теряли смысл. Экономика возвращалась к средневековому прямому обмену товарами и услугами. Теневая экономика процветала. В крупных учреждениях кое-что распределяли через систему так называемых заказов. Некоторые продукты исчезли вовсе. В городах вводили талоны на мясо и масло. Народ устремился в Москву за продуктами. Многие помнят так называемые «колбасные» поезда.
– Рыба стоила тридцать – сорок копеек за килограмм и была доступна каждому. Производство куриных яиц зашкаливало за необходимую норму, ЦК был озабочен проблемой их консервации, – ностальгически вспоминал брежневские времена Петр Андреевич Паскарь, тогдашний председатель Совета министров Молдавии.
Петр
Вновь процитирую дневник литературного критика Игоря Дедкова, который жил в Костроме и работал в областной газете «Северная правда»:
25 октября 1977 года:
«В магазинах нет туалетного мыла. Нет конфет. Само собой разумеется, нет мяса (на рынке в очередь – по четыре рубля за килограмм), колбасы, сала и прочего».
13 ноября:
«В городе нет электрических лампочек. Когда я ходил искать стосвечовые, еще были в продаже лампочки по сорок ватт. Сейчас и они исчезли. У нас в люстре из трех лампочек перегорели две. Так и сидим при включенной настольной лампе… Но мы привыкли к таким нехваткам».
А вот предновогодняя запись:
«Пенсионерам дают талоны на мясо в домоуправлениях (один килограмм на пенсионера). Впрочем, не талоны, а „приглашения“. Получаешь „приглашение“ и идешь в магазин. Сегодня „Северная правда“ отправила своих представителей в магазин, чтобы получить мясо (по килограмму на работника). Именно так „дают“ мясо трудовым коллективам.
В магазине же сказали, берите тушу и рубите сами. Редакционные женщины возмутились и ушли. После телефонных переговоров с начальством мясо обещано завтра: и разрубленное, и высшего сорта. Сегодня жена Камазакова, член областного суда, целый день рубила мясо. Этому «коллективу» мясо выдали тушей…»
И вот запись Игоря Дедкова, которая буквально берет за душу:
«Вечером ходил в магазин за хлебом и чаем. Впереди меня выкладывал из сумки свои покупки мужчина лет пятидесяти трех-четырех: пачку вермишели, буханку черного хлеба, два куска сыра, две банки рыбных консервов (ставрида) и четыре плавленых сырка – „разные“, сказал он кассирше, то есть разных сортов.
И я как-то неожиданно для себя всмотрелся в это богатство рабочего пожилого человека, пришедшего в магазин после работы, и слезы прихлынули к глазам от простой и ясной мысли: это же он после получки пришел и купил, что мог, получше, и потому сырков этих плавленых разных набрал и консервов, и сыра – другого ничего не было. Ах, не о сытости я болею, не о пище, о другом – о справедливости и равных человеческих возможностях…»
Вложение средств в сельское хозяйство не приносило результата. Огромные стройки растягивались надолго и стоили значительно дороже, чем предусматривалось. Военные расходы стали непосильными. Экономика поддерживалась экспортом нефти и нефтепродуктов, что стало возможным в результате наращивания нефтедобычи в Западной Сибири. Брежневу повезло. В середине 1970-х годов начался стремительный рост цен на нефть. При Хрущеве цена за баррель составляла пятнадцать долларов, к концу брежневской эпохи поднялась до восьмидесяти. А после смерти Леонида Ильича цены на нефть упали и импортируемое из-за границы благополучие испарилось.