Бриджертоны: Вторые эпилоги
Шрифт:
Подойдя к закрытой двери в их покои, Саймон чуть было по привычке не постучал, хоть и собирался зайти в собственную спальню, но в последний момент нажал на дверную ручку и осторожно толкнул створку. Дафна, наверное, спит. Если она и правда так утомилась, он постарается ее не тревожить.
Тихо ступая, Саймон вошел в спальню. Занавески были неплотно задернуты, и он увидел Дафну, лежащую в постели неподвижно, как бревно. Он подкрался на цыпочках поближе. Жена в самом деле выглядела бледновато, хотя при таком освещении рассмотреть
Герцог зевнул, сел на кровать с другой стороны и нагнулся, чтобы снять сапоги. Разогнувшись, он развязал и снял галстук, после чего придвинулся к жене. Саймон не собирался ее будить, просто хотел прижаться и немного согреться.
Ему ее не хватало.
Устроившись поудобнее, Саймон с довольным вздохом обнял жену рукой прямо под грудью и…
– Ух, фух!
Дафна подскочила как ужаленная, буквально вылетев из постели.
– Дафна? – Саймон тоже сел, как раз успев заметить, как жена устремилась к ночному горшку.
Ночной горшок????
– О милая, – пожалел он ее, слегка поморщившись, когда жену стошнило. – Рыба, да?
– Не произноси это слово, – вскрикнула Дафна.
Должно быть, все же рыба. Нужно будет обязательно найти нового торговца на время, пока они останутся в городе.
Саймон выбрался из постели, чтобы найти полотенце.
– Тебе что-нибудь принести?
Дафна не ответила. Да он особо и не ожидал ответа. И все же протянул ей полотенце, постаравшись не вздрогнуть, когда ее вырвало, наверное, уже в четвертый раз.
– Бедняжечка ты моя несчастная, – прошептал он. – Мне так жаль, что с тобой такое стряслось. У тебя не было подобных приступов с тех пор…
С тех пор…
О боже милостивый!
– Дафна? – спросил он дрожащим голосом.
Черт, да он трепетал всем телом.
Она кивнула.
– Но… как?..
– Думаю, обычным способом, – ответила она, с благодарностью принимая полотенце.
– Но прошло… прошло… – Саймон попытался вспомнить, но не смог. Голова совершенно перестала работать.
– Думаю, уже все, – устало сказала Дафна. – Не мог бы ты принести мне немного воды?
– Ты уверена?
Если он правильно помнил, вода тут же поднимется обратно к горлу и отправится в ночной горшок.
– Вон там. – Герцогиня слабо махнула в сторону графина на столе. – Я не собираюсь ее глотать.
Саймон подал Дафне стакан воды и подождал, пока она прополощет рот.
Он несколько раз кашлянул.
– Ну что ж, я… э-э…
Саймон снова прокашлялся. Он не смог бы произнести ни словечка даже ради спасения своей жизни. И сейчас его заикание было ни при чем.
– Все уже знают, – сообщила Дафна супругу, опираясь на его руку по дороге к постели.
– Все? – повторил он.
– Я не собиралась ничего говорить до твоего возвращения, но они догадались.
Он медленно кивнул, пытаясь все осознать.
Это было…
Это было…
Это было изумительно.
Странно, до чего неожиданно эта мысль пришла ему в голову. Но сейчас, оправившись от первоначального удивления, Саймон чувствовал лишь ничем незамутненную радость.
– Это великолепная новость! – воскликнул он.
Герцог потянулся было, чтобы обнять супругу, но передумал, увидев ее бледное лицо.
– Ты никогда не перестаешь меня радовать, – продолжил он, неловко похлопывая ее по плечу.
Дафна поморщилась и зажмурилась.
– Не раскачивай кровать. У меня из-за этого приступы морской болезни, – застонала она.
– Ты не страдаешь морской болезнью, – напомнил ей муж.
– Во время беременности страдаю.
– Ты такая чудн'aя уточка, Дафна Бассет, – прошептал он и тут же отступил назад: во-первых, чтобы не раскачивать кровать, а во-вторых, чтобы оказаться вне пределов досягаемости, если жена вдруг решит выразить протест против сравнения с уткой.
(С этим была связана одна история. На последних месяцах беременности Амелией Дафна спросила у супруга, выглядит ли она ослепительно либо же похожа на переваливающуюся утку. Саймон ответил, что она похожа на ослепительную утку. И ответ оказался неправильным.)
Саймон прочистил горло и ласково прошептал:
– Бедняжечка ты моя.
И очень быстро покинул спальню.
***
Несколько часов спустя Саймон сидел за своим большим дубовым столом, опершись локтями на гладкое дерево столешницы. Указательный палец его правой руки описывал круги по краю бокала с бренди, наполненному уже в третий раз за этот вечер.
Это был знаменательный день.
Через час после того, как он оставил Дафну отдыхать, Колин и Пенелопа со своими отпрысками вернулись с прогулки, и они все вместе выпили чаю с булочками в комнате для завтраков. Саймон предложил было расположиться в гостиной, но Пенелопа попросила найти другую комнату, в которой не будет столько «дорогостоящих материалов и обивки».
При этом малыш Джорджи широко улыбнулся ему с лицом, вымазанным в шоколаде. По крайней мере, Саймон надеялся, что это был именно шоколад, а не что-то другое.
Наблюдая за тем, как со стола на пол тучей сыпались крошки, а следом упала мокрая салфетка, которой они промокнули опрокинутый Агатой чай, герцог вспомнил, что они с Дафной всегда пили чай здесь, когда дети были маленькими.
Странно, до чего легко забываются такие подробности.
Как только чаепитие завершилось, Колин попросил позволения переговорить с хозяином дома наедине. Они направились в герцогский кабинет, где шурин Саймона рассказал о Джорджи.
Мальчик не разговаривал.