Бриг «Меркурий»
Шрифт:
Немного подумав, чем бы утром занять команду, он записал:
«Следовать движениями „Штандарта“ и о переменах давать мне знать — стараться быть не ниже его траверза и, ежели под теперешними парусами не будете догонять, уведомлять меня.
Поутру мыть кубричные люки стирками с песком».
Передав журнал лейтенанту Скарятину, капитан спустился в свою каюту.
Приближалась ночь четырнадцатого…
Заступивший ночью на вахту марсовый матрос Анисим Арехов, как птица в гнезде, сидел на своей крошечной площадке
Монотонно и усыпляюще гудел в снастях ветер. Матросу, завернувшемуся в кусок парусины, было тепло и уютно. Прижавшись спиной к чуть подрагивающей мачте, он вспоминал свою родную деревню Кудеверь, затерявшуюся в псковских лесах, где он не был уже более десяти лет. «А хорошо, наверное, там сейчас, — размечтался Анисим. — Берёзы-весёлки распушились, трава на лугах пошла в рост, птицы щебечут… Эх, нет на земле места лучше, чем родина», — подумал матрос и, разминая занывшую шею, повертел головой.
Уже рассветало. Звёзды закатились невесть куда, и поблёк Млечный Путь. На востоке обозначилась светло-розовая полоска, с каждой минутой она ширилась и наливалась светом. Ветер заметно скис, но всё же дул ровно, и корабли шли ходко.
Какое-то неотчётливое пятно на горизонте вдруг встревожило Анисима. «Может, облака, — подумал он, — аль полоска тумана?.. Или вода бликует?» Он закрыл глаза, давая им отдохнуть, потом открыл и напряг зрение. И в этот краткий миг он отчётливо разглядел парусные корабли.
— Вижу эскадру! — крикнул Анисим, указывая на неё рукой.
Принявший от Скарятина вахту лейтенант Новосилъский раздвинул подзорную трубу и вперил её в горизонт. Так и есть — с зюйд-зюйд-оста прямо на них шла турецкая эскадра.
— Ерофеев! — окликнул вахтенного матроса Новосильский. — Ударь в рынду!
Удары медного колокола догнали впереди идущие корабли, и через минуту оттуда уже отвечали, что тоже заметили неприятеля. И почти тотчас Федя Спиридонов, которого Селиверст Дмитриев учил умению определять местоположение корабля по звёздам, рядом с Новосильским увидел Казарского. Приняв из рук вахтенного офицера трубу, капитан направил её в сторону турецкой эскадры.
Федино сердце замерло, и он почувствовал, что ему не хватает воздуха. Уже второй раз при столкновении с неприятелем он ощущал это мерзкое чувство страха. Он сглотнул слюну и опустил секстан, чтобы никто не заметил, как у него дрожит рука.
— Похоже, что на этот раз капудан-паша решился вывести весь свой флот, — тихо проговорил Казарский. — Ну что ж… Начнём игру…
Игра
Они играли. Летели навстречу грозному флоту. Ибо увидеть неприятеля на горизонте и повернуть восвояси — невелика заслуга. А вот подойти к неприятелю вплотную — так, чтобы сосчитать число пушек на каждом корабле, чтобы своей дерзостью раззадорить адмирала, заставить его броситься в погоню и повести его, забывшего осторожность, на долгожданное свидание с Грейгом, — вот что обязан был сделать каждый капитан крейсерского отряда.
Да, это была, несомненно, рискованная игра, но командир сизопольского отряда Скаловский верил в своих капитанов, и вера эта была не напрасной: на виду всего неприятельского флота они выказывали ту редкую отвагу, которой не могли не восхититься даже враги. Уже можно было различить каждый из четырнадцати турецких кораблей, а «Штандарт» всё ещё не менял курса…
Стоя на мостике, капудан-паша то прикладывал к глазу подзорную трубу, то опускал её, и тогда все видели, что адмирал улыбается.
Он улыбался. Он не верил своим глазам — русские сами шли к нему в руки. Мог ли он мечтать о такой удаче? Пленённый фрегат, команда которого была заперта в трюмах «Селимие» и «Реал-бея», был уже на пути к столице. Завтра утром, когда султан подойдёт к окну, чтобы полюбоваться голубой гладью Босфора, его взор упадёт на незнакомый красивый фрегат, на мачте которого выше российского флага будет трепыхать флаг с полумесяцем. И завтра же рядом с первым станет новый трофей — тот самый бриг с изображением греческого бога на форштевне, с которого начался позор капудан-паши. Желанный бриг, пленением которого он вернёт себе честь.
Да, он знал, что бриг с изображением Меркурия к полудню, когда сникнет ветер, неминуемо потеряет скорость. «Меркурий» и сейчас уже отставал от своих товарищей, грузно оседая на лёгкой волне.
— Он будет моим! — вслух произнёс старый адмирал. Мысленно капудан-паша уже видел, как скованных цепями гяуров поведут по улицам Стамбула. О, пусть правоверные убедятся, что нет таких духов шайтана, с коими не совладали бы воины Магомета! Пусть все поверят в звезду падишаха. И пусть слух об этом разлетится по всей империи.
Капудан-паша верил, что эта его победа на море, пусть не такая уж и заметная, тем не менее может вернуть его соотечественникам потерянную веру в свои силы.
Раньше, в былые времена, эта вера творила чудеса. Не будь её, не была бы Османская держава столь огромна и могущественна.
Он опять представил себе, как русских поведут по запруженным толпой улицам столицы и как станет неистовствовать толпа и кидать в пленников камнями и тухлыми яйцами. И на чьи-то спины опустятся палки дервишей, вопящих о священной войне. И на кого-то, орудуя чем попало, набросятся фанатики.
— Пусть так и будет! — прошептал капудан-паша.
«Меркурий» и правда отставал. Уже не меньше трёх миль отделяло его от кормы «Орфея», и Казарский понял, что его «Меркурию» дальше сближаться с неприятелем опасно. Приказав лечь в дрейф, он продолжал следить за умелыми действиями своих товарищей. «Пора бы и им уж повернуть», — подумал он, и почти тотчас фрегат и бриг одновременно сделали поворот. На мачте «Штандарта», который привёл круто к ветру и лёг бейдевинд, взлетел сигнал «Идти в Сизополь», — «Орфей» же, идя контргалсом, стал приближаться к «Меркурию» и вскоре уже шёл борт к борту.