Бригада 16. Похищение европы
Шрифт:
Классический сюжет - всемогущий Зевс, пораженный красотой девушки, обратился в быка и украл ее. Унес через море на своей широкой спине.
Полотно, висевшее на стене больничной палаты, в точности повторяло оригинал, написанный Серовым, но Ольгу не покидало ощущение, что она где-то видела и другой вариант. И там все было далеко не так спокойно и безмятежно.
Нет, сама Европа оставалась такой же - грустной и задумчивой. Ее можно понять: любовь богов имеет и оборотную сторону - зависть богинь. А вот сам Зевс... То есть - бык... У Серова он не выражал никаких эмоций - оставался покорным
А тот бык, чье изображение намертво въелось в сетчатку Ольгиных глаз, был злым. Он недобро ухмылялся, будто хотел сказать: «Ну-ну... посмотрим, чем это все обернется! И если ты думаешь, что будешь счастлива, то зря, девочка... Зря!»
И дельфин, хищно ощерив зубастую пасть, вторил ему: «Зря, девочка! Зря!»
И внезапно оно нахлынуло - видение, явившееся ей во сне. Белов шел по длинному коридору, один, в полной темноте. Он делал шаги на ощупь, выставив перед собой вытянутые руки. В одной Александр сжимал фонарик, но не включал его. Наверное, ему зачем-то нужна была темнота.
Коридор только казался бесконечным; внезапно он повернул под прямым углом, и Белов очутился в следующей комнате. Саша замер; он будто пытался что-то уловить. Во мраке проступили тонкие голубоватые линии; они светились и словно висели в сгустившемся воздухе. Линии обрисовывались все четче и четче; они сложились в изображение дельфина, выпрыгнувшего из воды и выгнувшего спину.
Но дельфин этот не был тем жизнерадостным обитателем морских просторов, каким его привыкли видеть зрители «Подводной одиссеи команды Кусто». Напротив, он хищно ощерился, и пасть его была полна острых, как бритва, зубов.
Ольга вскрикнула. Шмидт перевел взгляд с бывшей жены на картину, но, как ни старался, не мог увидеть в ней ничего пугающего.
– Где Белов?
– спросила Ольга.
Дмитрий пожал плечами.
– На Камчатке.
– Он сказал это таким тоном, будто подразумевал: «Где же ему еще быть?».
– Который час?
– снова спросила Ольга.
– Восемнадцать ноль шесть, - по-военному четко ответил Шмидт.
– Значит, на Камчатке четвертый час ночи... Дима, позвони Александру. У меня нехорошее предчувствие. Мне кажется, ему грозит опасность.
Белов прошел всю длинную цепочку из шести комнат, но нигде не обнаружил светящихся линий. Это не означало, что их не было вовсе - слой штукатурки мог быть неравномерным, где-то тоньше, где-то толще. Может, линии проступили потому, что их плохо замазали? Белов не мог исключить такую возможность.
Он дошел до поворота и, немного помедлив, двинулся дальше, в сторону гигантской печи. И на том же самом месте, что и в первый раз, краем глаза уловил голубоватое свечение.
Белов осторожно повернулся налево. На стене, на уровне лица, вырисовывались дугообразные линии. Саша не видел их полностью - линии прерывались, словно были намечены пунктиром. Поначалу они никак не хотели складываться в цельную картинку, и Белов терпеливо ждал. Прошло несколько минут, прежде чем глаза полностью привыкли к странному свету, и вдруг... Рисунок будто вспыхнул перед ним, предстал во всей своей простоте и лаконичности.
Дельфин, выпрыгнувший из воды и в полете выгнувший дугой спину. Правда, он выглядел
Несмотря на подчеркнутую примитивность рисунка, Белов чувствовал, что он выполнен рукой настоящего профессионала. Нет, скорее - Мастера. Именно так, с большой буквы. Иначе как объяснить поразительную чистоту и четкость линий?
Саша вспомнил легенду о знаменитом Джотто. Когда римский папа выбирал среди множества претендентов самого достойного, Джотто сразил его убийственным аргументом: подошел к холсту и, не отрывая руки, одним взмахом начертил идеально ровную окружность. И сколько потом ни прикладывали к ней циркуль, но так и не смогли найти ни единого изъяна.
Божественное заключается в простом. Пустоту не скроешь надуманной сложностью.
Белов глядел на дельфина; казалось, глаза сами скользили по совершенным дугам - без напряжения и какого-либо неприятия, но все же... с этим рисунком было что-то не так.
Он производил глубокое, сильное и неоднозначное впечатление - будто художник с высоты дарованного ему небом таланта осмелился заглянуть в бурлящую адову бездну.
Белов затруднился бы описать свои чувства; он не хотел больше смотреть на рисунок и вместе с тем не мог оторвать от него глаз.
– Надо проверить, нет ли чего-нибудь похожего, - вслух сказал Александр; он словно побуждал себя отвернуться от стены и пойти дальше.
Впереди были две комнаты: в первой из них Белов обнаружил еще один рисунок - силуэт девушки. Она сидела печальная, подобрав под себя ноги. Длинные волосы закрывали грудь, глаза опущены. В ее фигуре угадывалась обреченность - предчувствие чего-то печального и... неизбежного.
Александр, не желая быть очарованным инфернальной магией неизвестного рисовальщика, не стал задерживаться. Он быстро прошел мимо и оказался в последней комнате, где располагалась гигантская печь.
Белов уже откуда-то знал, что и здесь обязательно будет рисунок. Он встал в центре и медленно поворачивался в надежде, что сейчас ему откроется третья часть этого загадочного триптиха.
К его удивлению, стены оказались чисты. Третьей части нигде не было. Саша уже хотел вернуться в спальню, но внезапно какой-то необъяснимый толчок заставил его подойти к печи, стоявшей в углу.
Он вспомнил, что так толком и не осмотрел ее. Днем, пораженный исполинскими размерами, он бросил лишь один быстрый взгляд и покачал головой от восхищения. Но сейчас, в свете («точнее, в свечении», - усмехнулся про себя Белов) того, что он увидел, печь, безусловно, заслуживала более пристального внимания.
Касаясь ладонями холодных изразцов, Белов принялся обходить печь. И снова - никаких рисунков. Ни малейших намеков на голубоватые линии.
Саша был раздосадован. Он дошел до угла и отправился обратно с твердым намерением завершить на этом свои изыскания. Он ускорил шаг и в темноте больно ударился об ручку, закрывавшую печную заслонку. Белов нагнулся, чтобы потереть ушибленное место, и... замер.
На массивной чугунной плите сочными светящимися линиями проступала морда огромного быка с длинными рогами, сходившимися кверху наподобие лиры.