Бригада

Форстен Уильям P.

— Они что-то предложили и теперь вы обдумываете предложение?

— Нет, по крайней мере, мы знаем, что сдаваться бантагам — безумие, — поспешно бросил Калин.

— Но какое-то обсуждение все-таки было?

Калин явно испытывал неловкость.

— С некоторыми сенаторами да.

— С кем? — заревел Пэт. — Со старыми боярами и патрициями?

— Все не так просто, — ответил Калин.

— Продолжайте, сэр.

— Гаарк согласен остановить наступление, если мы прекратим строительство железной дороги на восток. Это было единственным условием. Уступить ему восточные территории,

остальное наше.

— Это же блеф! — возмутился Пэт. — Он подгонит столько броневиков, пушек и оружия, что мы не сможем противостоять ему.

— Кое-кто все-таки прислушивается к этому предложению.

— А вы сами, сэр? — спросил Эндрю Калина.

Калин молчал, а Эндрю почувствовал подступающую тошноту. «Что же делать, если Калин действительно согласится на прекращение огня?» Эндрю участвовал в создании конституции — можно сказать, большая ее часть была его детищем. И все же если правительство Республики сочтет необходимым прекратить войну, это будет равнозначно самоубийству. «Что же, свергать правительство, которое я сам формировал?» Вопрос был настолько пугающим, что Эндрю отогнал его.

— Лично я против, — наконец объявил Калин, и в комнате послышались облегченные вздохи военных.

— Однако я чувствую, что и это еще не все, — продолжал Эндрю. — Гаарк не так наивен, чтобы идти на такой очевидный для всех здравомыслящих людей обман. Послы попытались договориться с вами по отдельности, не так ли?

— Что ты имеешь в виду? — стал защищаться Марк.

— Что вам сказали послы, мистер президент? Что, если Рим захочет продолжать борьбу, вы должны вывести все русские полки? Так? А тебе, Марк? Что предложили тебе, если ты выйдешь из боя, а русские нет? Ты откроешь бантагам проход, они минуют Рим и отправятся прямо на Суздаль?

В комнате воцарилась зловещая тишина, оба политика молчали.

— Ну?

Калин опустил глаза и кивнул. Марк попытался было подняться со своего места и выразить протест, но решительный взгляд Эндрю его остановил.

— Ущерб уже нанесен, — ледяным голосом заявил Эндрю. — Уже тот факт, что вы дали повод для подобных предложений, означает, что слухи расползутся мгновенно. Сенатор обсудил это со своим другом, их услышали помощники, и через пару дней новость дойдет до каждого. Черт вас возьми, неужели вы не понимаете этого?

Терпение Эндрю иссякло, и он стукнул кулаком по столу. Все присутствующие были поражены столь нехарактерным для него приступом гнева.

Эндрю поднялся, все взоры были прикованы к нему.

— Я прошу, — начал Эндрю, но по ледяному тону его голоса все поняли, что он имел в виду «я требую», — чтобы вы оба доложили о результатах этих секретных переговоров находящемуся здесь мистеру Гейтсу. — Он кивнул в сторону издателя газеты. — Я хочу, чтобы все переговоры, проводимые во время войны, становились достоянием общественности.

— Но это государственные вопросы, — возразил Марк.

— Это вопросы, касающиеся Республики, руководство которой является избранными представителями народа.

— Но раскрытие всех деталей может кому-нибудь навредить, — заметил Марк.

— Мне плевать, кому это навредит. Я хочу, чтобы в печати появилось подробное описание переговоров и недвусмысленное

заявление, что вы посылаете представителей Гаарка ко всем чертям и немедленно депортируете их.

— Я думал, что военные должны подчиняться гражданскому правительству, а получается, что ты приказываешь нам, — сказал Калин.

Эндрю кивнул, полностью отдавая себе отчет в том, что превышает свои полномочия. Возможно, он вел себя по отношению к этим людям слишком жестко, но у него не было выбора. Гаарк не перестанет делать заманчивые обещания до тех пор, пока не будет готов нанести смертельный удар.

— Помните доклад сержанта Шудера накануне Конгресса? — Эндрю попытался сменить тактику. — Гаарк не из этого мира. Он мыслит более изощренно. В отличие от вождей других орд, он рассматривает дипломатию лишь как дополнительный метод ведения войны. Он пытается разделить нас, так как по отдельности нас гораздо легче победить.

— Возможно, нас уже победили, — бросил Марк. — С тех пор как вы здесь появились, погибла почти половина населения Суздаля. Рим однажды уже едва не оккупировали, теперь ты предлагаешь отдать врагу половину моей территории и превратить город в поле битвы. Как долго еще люди будут терпеть этот кошмар? Если бы вас не было, орда сейчас находилась бы в двенадцати годах пути от нас.

— Но вы были бы рабами, — зло ответил Пэт. — Любой нормальный человек скорее согласится умереть свободным, чем жить в рабских оковах. — Пэт встал из-за стола и продолжал: — Черт вас всех побери. На протяжении трех войн я вел ваших юношей в бой и видел, что они сражались как мужчины. Их глаза горели отвагой. Я помню, еще на Земле один чернокожий парень, бывший раб, сказал, что, если раба одеть в военную форму, дать ему в руки мушкет и патронташ с сорока патронами, ни одна сила в мире не сможет отнять у него гражданские права и свободу.

Эндрю удивился, что Пэт вспомнил знаменитое изречение Фредерика Дугласа.

— Армия с нами, — не успокаивался Пэт. — Солдаты готовы умереть на поле боя и прекрасно понимают, за что сражаются, в отличие от многих толстых сенаторов и конгрессменов, отсиживающихся в тылу. Мне нужно было привезти сюда этого парня, командира кавалерийской бригады, и показать вам, что с ним стало. Он обнаружил голову своего брата на вертеле, а внутренности в кипящем бантагском котле. Скажите ему, что нужно прекратить борьбу, и он вырвет вам сердце. И я готов поклясться, что любой человек, побывавший на поле боя и видевший, как бантаги расправляются с нашими ранеными и пленными, скорее согласится гореть в аду, чем пойдет на подобную сделку.

— Эндрю, ты сказал, что мы должны опубликовать отказ от предложений Гаарка, — сказал Калин. — Что будет, если мы не опубликуем?

Эндрю сделал глубокий вдох.

— Тогда я снимаю с себя все полномочия.

Присутствующие были поражены. Эндрю посмотрел на Кэтлин, не зная, как она отнесется к его заявлению, но она уверенно кивнула.

— Нет! — закричал Калин. — Ты не можешь так поступить!

— Я доброволец, всегда им был и навсегда останусь. Я могу отказаться от своих полномочий, когда захочу, и именно так и сделаю, если правительство полностью не поддержит предложенную армией стратегию.