Бригада
Шрифт:
— Понимаешь, мои люди постоянно говорят, как замечательно живется на флоте, как у вас тепло на борту, как хорошо вас кормят.
Буллфинч гневно привстал, но Шудер тут же схватил его за плечо и прижал к стенке траншеи:
— Не высовывайся.
Как только он это произнес, над траншеей просвистела пуля.
— За этой частью окопа следит Черный Стрелок, — объявил Ганс.
— Черный Стрелок?
— Бантагский снайпер. Мы думаем, у него винтовка Витворт, которая могла ему достаться при взятии Джанкшн-Сити. И он неплохо с нею справляется, на прошлой неделе уложил пятерых.
Ганс кивнул в сторону углубления
— Видишь его, Даниил?
Несколько человек, стоящих за спиной Даниила, зашикали на Ганса.
— Пусть адмирал снова высунет голову. Кажется, он заприметил его.
Скрестив руки на груди и пережевывая табак, Ганс наблюдал, как Даниил перешептывается с наводчиком, примостившимся рядом с ним у бруствера.
Даниил немного подвинулся, и Ганс услышал щелчок взведенного курка винтовки. Еще одно движение пальцем, и раздастся выстрел. Все затаили дыхание. Оружие выстрелило с таким грохотом, что Буллфинч подпрыгнул от неожиданности. Даниил и наводчик несколько секунд оставались неподвижными. Затем наводчик радостно вскрикнул, а Даниил, чертыхаясь, соскользнул на дно окопа, увлекая за собой напарника. Через пару секунд в бруствер, где они только что стояли, попала пуля.
— Ты убил его! — закричал наводчик.
— Я же говорил тебе, что это наводчик, я убил наводчика.
Напарник Даниила с ухмылкой посмотрел на Ганса.
— Пуля угодила в голову. Жаль, что вы не видели, как ее разнесло на куски.
— Но это всего лишь наводчик, — пробурчал Даниил.
— Держу пари, что старина Черный Стрелок отправился домой менять штаны, — с улыбкой объявил Ганс и похлопал Даниила по спине.
— Надо было еще подождать. Мы всю неделю выслеживали эту сволочь. Надо было подождать. Теперь придется искать другую точку и опять целый день морозить задницу, прежде чем я его замечу.
— Будь осторожен, — ответил Ганс, отдавая Даниилу табак, который все еще был у него в руке, и отошел в сторону.
Ганс взглянул на Буллфинча, стоявшего чуть ли не на четвереньках, и засмеялся. Молодому адмиралу не помешает почувствовать, каково на фронте. Хотя Ганс никогда не сомневался в его мужестве. Привести броненосец почти к самому Сианю — поступок, граничащий с безумием, и уже только за это Ганс был обязан Буллфинчу жизнью. Три месяца, проведенные в окопах вокруг Тира, давали о себе знать. Они испытывали постоянную нехватку во всем. Запасы продуктов — сухарей, тушенки, сушеной капусты и бобов — подходили к концу. Если эта операция затянется, ему понадобится все, что сможет доставить Буллфинч.
Дойдя до бомбоубежища, Ганс отдернул рваное покрывало, служившее дверью, и жестом пригласил адмирала внутрь. После сухого холодного воздуха в окопе здесь, благодаря дымящейся печурке, было тепло и сухо. Из углубления в стене Ганс достал глиняный кувшин, откупорил его и передал Буллфинчу, который, сделав большой глоток водки, вздохнул и уселся на табуретку.
— В городе полно замечательных зданий, — сказал Буллфинч, — почему ты решил разместить свой штаб здесь?
— Потому что ребята проводят здесь две недели из трех и им легче, когда они видят, как я ползаю вместе с ними.
— А тебе не кажется, что ты уже не в том возрасте?
Ганс усмехнулся и провел рукой по заросшей щетиной щеке. Как ни странно, этот жест вызвал у него
Ганс взял кувшин и отхлебнул из него, наслаждаясь разливающимся в груди теплом.
— Я понимаю тебя, Ганс, здесь ужасно. Я не променял бы свой броненосец даже на весь чай в Китае.
— Весь чай в Китае, — тихонько засмеялся Ганс. — Давно я такого не слышал. Не думал, что заберусь когда-нибудь так далеко.
— Я должен был туда отправиться сразу после призыва — с улыбкой сказал Буллфинч, — я находился на пароходе, приписанном к Тихоокеанскому флоту. Нам было приказано плыть в Китай, а затем в Японию. Но я подхватил тиф и был вынужден остаться на берегу. Пароход уплыл без меня, а я оказался сначала на «Оганките», а потом здесь.
— Повезло как утопленнику. Буллфинч покачал головой:
— Мне еще нет двадцати девяти, а я уже адмирал. Дома этого никогда не могло бы произойти. Я рад, что так все вышло.
— Даже сейчас? Буллфинч улыбнулся:
— Даже сейчас.
— Никогда не знаешь, чего ожидать. Я солдат и никогда не задумывался, что со мной будет. Когда в сорок восьмом в Пруссии начались эти чертовы политические волнения, меня вторично призвали в армию. Но я не мог сражаться за правительство, которому не доверял, поэтому я поехал в Америку. И что я сделал? Пошел в армию. — Он засмеялся. — Прошло уже тридцать лет, а служба все не заканчивается. Никогда не думал, что буду воевать так долго. Никогда.
Ганс замолчал и уставился на пламя одинокой свечи, которое едва не загасил прорвавшийся в бункер холодный порыв ветра.
Тяжело вздохнув, он взял кувшин, сделал еще один глоток и передал водку Буллфинчу.
— Что нового на севере?
— Мы выводим войска из Капуа.
— Что?
Буллфинч вкратце рассказал о ходе военного совета и решении отступать к Риму. Ганс недовольно покачал головой.
— А что насчет нас? Не собираются забрать отсюда моих ребят?
— Сначала хотели. Но Эндрю настоял на том, чтобы вы пока оставались здесь.
Ганс улыбнулся. Он знал, что Эндрю не был полностью согласен с необходимостью сохранять позиции в трехстах милях от эпицентра событий. И Ганс мог его понять. Целых три корпуса обороняют какой-то незначительный порт где-то на границе между Римом и Карфагеном. Хотя даже его захват фактически послужил причиной войны между этими двумя государствами.
Но Ганс сознавал тот факт, что три его корпуса удерживали здесь по крайней мере восемь, а может быть, и десять уменов. Бесспорно, их силы пригодились бы на основном фронте, но все было не так просто. Расстояние от Тира до Сианя по суше на семьсот миль меньше, чем от Рима до Джанкшн-Сити и затем к югу до Тира. Поэтому Тир был для Гаарка постоянной угрозой, бельмом на глазу. Причем угрозой настолько очевидной, что он не пожалел направить сюда столько сил. Вывод войск из этого порта давал бы Гаарку возможность проложить железнодорожную линию от Великого моря до Тира, построить здесь военно-морскую базу и угрожать Риму и Суздалю с юга. Ганс полагал, что Тир может полностью переломить ход войны, если, разумеется, Эндрю будет по-прежнему удерживать позиции на севере. Поражение же его лишало оборону Тира всякого смысла.