Бригантина, 69–70
Шрифт:
Очарование кремля не исчезает, но усиливается по мере того, как начинаешь обходить и уже подробно разглядывать могучую трехметровую кладку, золотые флажки на остроконечных зеленых дымниках, каменную вязь над окнами и воротами, кованые двери и голубоватоохристую роспись внутри церквей.
Кремль представляет собой крепостную стену с башнями, стерегущими двор, тесно заселенный церквами, палатами и древними службами. Первое, что остановит взгляд, заставит рассматривать, а новичка непременно расспрашивать, — необычная кровля башен. Резная нарядная кровля — древнерусское изобретение. Ее подобие — чешуйки на скатах кремлевских шпилей в Москве. Но это не дерево. Ростовские же башни покрыты так же, как когда-то в древности, — осиновым лемехом. Осина, обветренная, омытая дождями, обретает вид благородного
Надо благодарить реставраторов. Терпеливо, топором вытесывалась каждая резная чешуйка, ряд за рядом стлалась кровля, похожая на кольчугу. Древние постройки у нас на глазах обрели изначальный вид, неповторимую самобытность.
В Ростовском кремле невозможно постичь всю красоту ни в один, ни в два приезда сюда. Как все подлинно высокие образцы искусства, постройка всегда таит в себе еще неоткрытую новизну. То ты вдруг увидел кремль со стороны, весь сразу на фоне закатного неба, то, тихонько блуждая по закоулкам между стенами, находишь вдруг необычное сочетание башен и куполов, узорных карнизов и золотых шпилей. Проходя по крытой галерее над крепостной стеной, ты видишь кремль то в широкую щель под крышей, то в бойницу, то через металлическую решетку, то через цветные стекла маленького оконца. Стена под тобою толще трех метров. В ней скрыты жилые каморы, тесные переходы и лазы. До сих пор в стене открываются неизвестные ранее тайники.
Трудно что-нибудь выделить в Ростовском кремле, рассмотреть обособленно. Все с отменным вкусом подогнано одно к другому. И все-таки можно представить себе красоту и отдельно стоящей, например, церкви Ионы Богослова. Мне этот храм необычайной стройностью своей, строгостью и чистотой линий почему-то всегда напоминает юношу, решившего заглянуть через стену крепости на синие дали за озером. Державной мощью веет от Успенского собора, стоящего за кремлевской стеной, где некогда собиралось ростовское вече. И хотя эта громада, поражающая благородством линий, спокойствием и совершенством пропорций, строилась для утверждения бога, главное, что она воплотила в себе, — силу духа и безупречный вкус людей, творивших ее.
Ростовский кремль — это послание к ныне живущим из века семнадцатого. По этим постройкам мы можем судить сегодня о возможностях техники, о вкусах, идеалах и умении мастеров. Мы можем представить себе муравейник грандиозного по тем временам строительства, можем представить каменщиков и плотников в холщовых рубахах, с волосами, схваченными ремешком. До нас не дошли имена строителей и художников. Правда, в церковном синодике следом за именем митрополита Ионы Сысоевича в числе именитых людей записан род каменщика Петра Досаева. Только за большие заслуги в те времена каменщик мог оказаться в ряду бояр и высшего духовенства. Отсюда можно предположить: каменщик Петр Иванович Досаев был одним из главных мастеров, возводивших Ростовский кремль. Что касается митрополита Ионы Сысоевича, то имя этого человека дошло к нам в известности как раз потому, что его заботами строился кремль. Сын бедного попа в деревенском приходе, Иона из простых монахов вышел к высшей церковной должности, посажен был на московский патриарший престол, но оказался в опале и, удалившись снова в Ростов, всю силу, вкус и талант человека, вышедшего из народа, отдал строительству.
Два десятка лет беспрерывно кипели работы, руководимые Ионой Сысоевичем. Можно предположить, что Иона не сидел только в Ростове, но ездил по другим городам, смотрел, учился. Безупречным вкусом этого человека отобрано лучшее, что уже было накоплено тогда русскими мастерами. Иона жил во время, когда в Россию уже стела проникать чужеземная мода и многие памятники второй половины XVII века подпорчены сторонним влиянием. Ионе чуждо было влечение моды. В выборе образцов он не знал искуса и колебаний. И потому в Ростове мы видим шедевры подлинно русского зодчества. Белокаменные постройки дошли к нам как песня, в которой с необычайной ясностью выражено представление наших пращуров о прекрасном.
Дома у меня хранится несколько памятных вещиц из Ростова:
С древнейших времен колокола на Руси сопровождали весь жизненный путь человека. Колокольный звон объединял людей на праздниках и перед лицом неприятеля. Колокола звали людей на совет, в непогоду указывали дорогу заблудившимся путникам, часобитный колокол отсчитывал время. И видно, велика была мобилизующая сила звуков, коль скоро Герцен назвал свой мятежный журнал «Колоколом», если, покорив город, неприятель первым делом увозил из него вечевой колокол, а русские цари за провинность отправляли колокола, как людей, в ссылку.
Петр Первый переплавлял колокола в пушки. В тридцатых годах, помню, в нашем селе Орлове тоже снимали колокола. Огромная толпа любопытных. Бабы крестились: «Трактора будут лить». И действительно, в том же году по селу, сверкая шпорами, проехал новенький трактор, подтверждая для нас, мальчишек, реальность странного превращения.
Наверняка нынешний репродуктор удобнее колокола. Но согласитесь, интересно ведь услышать и понять звуки минувшего. Помните в «Войне и мире» торжественный колокольный звон? В другом фильме, «Семь нот в тишине», есть прелестный рассказ о звоннице и звонарях. И наконец, эта пластинка, приносящая звоны прямо в твое жилье. Во всей России сохранилось, кажется, одно только место, где можно было записать эти звуки, — Ростовский кремль, звонница Успенского собора.
Звонница построена старанием все того же Ионы Сысоевича и являет собою архитектурный шедевр, прекрасно соединивший Успенский собор с кремлем. Но и своему основному назначению — звонить — она отвечала много веков как нельзя лучше. Главный большой колокол «Сысой» весит две тысячи пудов. Пять других колоколов весом (и стало быть, голосом) слабее «Сысоя», но в силу знатности тоже имеют персональные имена происхождения совсем не божественного: «Полиелейный», «Лебедь», «Баран», «Козел», «Голодарь». Семь маленьких колоколов имен не имеют…
Отлить, подмять на шестиэтажную высоту и надежно подвесить тысячи пудов бронзы дело не шуточное, если учесть, что тягачей и подъемных кранов во времена царя Алексея Михайловича не было. Лить больших размеров колокола чаще всего приходилось тут же, около колокольни. В самом центре кремля есть теперь живописный пруд. Была же тут колокольная яма. В торжественный момент литья собиралось у ямы великое множество ростовского люда. Фейерверк расплавленной бронзы, дымящиеся фартуки мастеров, серебряный дождь монет летят в яму — «для голоса». Момент этот уподобить можно нынешним стартам ракет. Час же, когда колокол повисал над землей и исторгал первые звуки, был едва ли менее значительным, чем благополучный выход спутников на орбиту. «На своем дворишке лью колоколишки, дивятся людишки», — писал Иона Сысоевич кому-то из своих современников. Мы чувствуем тут и усмешку и сознание значительности содеянного. Подтрунивать над собой могут только сильные люди. Таким и был отец Ростовского кремля Иона Сысоевич. Самый большой и самый последний колокол он отлил незадолго до смерти. Видимо, размышляя о жизни, он отдал должное своему деревенскому, почти мужицкому происхождению, назвав колокол именем своего отца — «Сысой».