Бригантина поднимает паруса (История одного неудачника)
Шрифт:
Рывком влетел на дебаркадер. Доски с грохотом в воду. Парень не остановил машину, не обернулся.
Шоферы побросали папиросы. Мягкий голос:
– Наш, со стройки. Из москвичей.
– Ну? А герой парень.
* * *
В Москве Люсина мама утром достает из почтового ящика письмо. А, опять этот сумасшедший Вовка!
Она заходит в комнату, открывает комод и кладет к толстой пачке писем еще одно. Мать уверена, что делает доброе дело. Сколько глупостей могла натворить неопытная девчонка, если бы взрослые... не помогли ей. А теперь Люся даже Вовкино имя
Мать закрывает комод на ключ и идет на кухню, глухо бормоча: "Грехи наши, грехи".
* * *
Зина прямо с работы зашла в поселковую библиотеку. Потоптавшись у барьера, она обратилась к библиотекарше неожиданно грубым и резким голосом:
– Дайте мне что-нибудь интересное, про наше время. Нет, не о войне. Но о героях. И про любовь.
Зина взяла первую же книжку, что предложила ей библиотекарша, даже не посмотрела на заглавие. Но, выйдя из комнаты, в темноте, между дверьми, она нежно прижала книжку к груди.
По дороге ей встретился Славка Широков. Он шел, накинув рубашку на покрасневшие, сожженные на солнце плечи.
– Зин!
– загородил он ей дорогу. Подошел ближе.
– Ты чего от меня бегаешь?
– и добавил, кивнув на книжку: - В интеллигенты метишь?
И в этих коротких вопросах было ее прошлое, настоящее, будущее. И в этих вопросах Славка спрашивал о себе, намекал на то, что ему известно что-то нехорошее о Зине. И многое заключалось в них, чего нельзя сразу расшифровать, но было очень понятно обоим.
– Иди ты...
Зина спокойно добавила еще несколько слов и прошла мимо Славки, словно его не существовало.
Славка, слывший крупным специалистом в области нелитературных выражений, на этот раз был так поражен, что не нашел ответа.
А Зина пришла к себе в общежитие, поужинала, легла на кровать, раскрыла книгу.
И стала вдумчиво читать.
И уснула на десятой странице.
Первый раз за много дней она крепко спала.
* * *
В Москве на заводе у Люси был обеденный перерыв, Люся заняла стол, и пока две другие девушки стояли в очереди у кассы, Люся говорила с подругой о ребятах, уехавших на стройки в Сибирь. Вернее, говорила Люсина подруга, а Люся поддакивала. Она думала о Вовке, и мысли у нее были мрачные. Между тем подруга, позавидовав уехавшим ребятам (мол, вон как они хорошо устроились, как там интересно, а мы глупые, что сразу не поехали), спросила:
– Ну, а что пишет Вовка?
Вопрос был трудный. Люсе не хотелось говорить, что она не получила от него ни одного письма. А первая - она ни за что не напишет. Значит, или он ее забыл, - что ж, Люся переживет, - или ему плохо. О, это с Вовкой случалось чаще всего. И Люся ответила:
– У Вовки странный характер. Он обладает поразительной способностью выбирать самые
За соседним столиком сел Глеб с приятелем. Тот самый Глеб. Мамин любимец. Глеб рассказывал:
– Когда я был в Болгарии, да спрашиваю: как по-болгарски "девушка"? И знаешь как? "Булка"! А я говорю: "Парень", наверное, по-болгарски "батон"?
Приятель поперхнулся и задергался на стуле.
Подруга тихо спросила Люсю:
– Что, Глеб был в Болгарии?
– Да, с делегацией нашего завода. Ведь он же у нас герой-производственник. Впрочем, - добавила она, помолчав, - он...
Подруга вопросительно взглянула на Люсю.
Глеб, почувствовав, что Люся говорит о нем, повторил уже громче:
– Да, так "девушка" - "булка". А я говорю: "Парень", наверно, "батон"?
* * *
Шалин вышел из "большого московского" корпуса, По дорожке к корпусу шли пятеро молодых ребят. Шли цепочкой, в ногу, лихо отбивая шаг. Впереди шел парень постарше, помахивал топориком и насвистывал марш.
– Ну как, плотники? Здравствуй, Иванов!-приветствовал их Шалин.
– С работы?
– Так точно.
Не меняя шаг, весело размахивая руками и, казалось, не обращая ни малейшего внимания на Шалина, плотники вошли в корпус.
"Молодцы!" - захотел крикнуть Шалин вдогонку.
Около "женского московского" корпуса Шалин ветретил знаменитую бригаду Матвеевой. Девушки шли обнявшись. Пели.
– Как жизнь, штукатуры? Сто двадцать процентов?
– Сто двадцать пять.
– Так скоро получим булки с хлебозавода. Маша, как у тебя рука, устает?
– Нет. Мастер снял меня с потолка. Перевел на стены. Легче. А вы бы к нам зашли, Владимир Павлович, у нас сегодня концерт. Самодеятельности.
– Так я хоть сейчас.
– Нет, до восьми у нас стирка.
"Да, - подумал Шалин, - молодцы матвеевцы. Все успевают. Таких бы нам побольше комсомольцев".
...........................
(Черт бы побрал этого журналиста. Не мог взять кого-нибудь из шоферов, плотников, бетонщиков, штукатуров. Не разобрался, выбрал Андрианова, написал о нем очерк. И я, дурак, поверил этому очерку, схватился за Вовку и вот до сих пор маюсь. У всех все в порядке. У Вовки одни неприятности, и неизвестно, когда кончатся.)
* * *
Где-то за Омском электровоз вел состав "Москва - Хабаровск". В третьем вагоне ехали молодые строители. Ехали весело, дружно. Играли, болтали, любезничали с девушками, пели песни и т. д.
А в тамбуре стоял паренек.
В его лице не было ничего героического. И глаза обыкновенные, а не "вдохновенно-планперевыполняющие".
Паренек был в потертом пиджачке и в "кепочке-хулиганочке".
И он смотрел на притихшую под грозовыми тучами степь, на темнеющую у самого горизонта тайгу и мечтал о самостоятельной жизни, о подвигах, о горячей работе на важных объектах стройки, о большой любви и о новых городах.