Бриганты
Шрифт:
— Пересчитывай и напиши расписку, — произнес я, потому что не собирался ждать долго.
Пересчитав монеты, Джакомо отнес их в отгороженную часть комнаты, после чего написал расписку.
— Не боишься доверять мне такую большую сумму?! — спросил он удивленно.
— Нет, — ответил я и добавил шутливо: — Всё равно в семье останутся.
Мой внук не понял смысл последней фразы, но произнес торжественно:
— Я тебя не подведу!
Все-таки, кое-что он взял и от меня.
35
Мы стоим в городе Манс, который
У меня в руках серебряный кубок с подогретым красным вином. Я отпиваю его маленькими глотками. Теплые шарики стремительно скатываются в желудок, взрываясь там. Состояние полусонное. Я смотрю на языки пламени и вполуха слушаю разговор сидящих рядом Бертрана дю Геклена и Оливье де Клиссона — тридцатишестилетнего мужчины с классическим римским носом и тяжелым, выпирающим подбородком, покрытым рыжей щетиной. Левый глаз он потерял в сражении при Оре. Топором ударили в шлем, осколок которого и сделал знатного бретонского сеньора кривым. За спиной Оливье де Клиссона кличут Одноглазым из Оре. Назвать его так в уцелевший глаз пока никто не отваживался. В том сражении он был на стороне англичан, как и в битве при Нахере в Испании. В обеих этих битвах Бертран дю Геклен проигрывал и попадал в плен. Так что они с Оливье де Клиссоном старые заклятые друзья. По пути сюда, в городе Понторсоне, они побратались в лучших традициях кельтов, выпив чашу вина, в которую добавили свою кровь. На сторону французов Оливье де Клиссон перешел потому, что Жан, герцог Бретонский, передал замок (не город) Гавр, расположенный рядом с его владениями, Джону Чандосу. Бретонцам не по нраву, что на их землях хозяйничают англичане, даже такие прославленные. Разрушив замок Гавр до основания, Оливье де Клиссон приказал перетащить камни для ремонта и усиления своего замка Блэ. После чего перешел сперва на сторону графини Пентьеврской, а затем и французского короля. Карл Пятый оказался более щедрым. Он одарил Оливье де Клиссона деньгами, назначил генерал-лейтенантом Турени и пообещал дать кое-какие владения в Бретани, если будут отбиты у англичан. Герб у Клиссона — на черном поле серебряный лев, который стоит на задних лапах и имеет золотые когти, язык и корону.
— Когда вернутся твои люди? — спрашивает меня Оливье де Клиссон.
Он пока не понимает, за что ценит меня Бертран дю Геклен, поэтому разговаривает с плохо скрытым пренебрежением.
— До темноты, — отвечаю я.
На ночь городские ворота закроют и до рассвета никого не впустят, даже короля Франции, так что посланные на разведку арбалетчики обязательно вернутся до наступления сумерек.
— Надо что-то делать! — нервно произносит Оливье де Клиссон. — Надоело мне торчать в это дыре!
— Не горячись, — спокойно произносит Бертран дю Геклен. — Узнаем точно, где стоят англичане, и нападем. Мне отсюда без
— Да, ты должен доказать, что бретонцы больше, чем другие, достойны быть коннетаблями Франции, — сразу успокоившись, говорит Оливье де Клиссон, который небретонцев считает людьми второго, если не третьего сорта. — Но по мне лучше было бы ночью напасть на лагерь Роберта Ноллиса.
— Они ждут такое нападение. Усилили караулы, выставили дополнительные скрытые дозоры. Надеются, что мы полезем в западню, — информирую я и отпиваю следующий глоток красного вина из серебряного кубка.
— Не будем спешить, — поддерживает меня Бертран дю Геклен.
— И где вы нашли друг друга?! — насмешливо произносит Оливье де Клиссон.
— Там же, где и вы! — в тон ему отвечаю я.
Оба бретонца начинают громко ржать.
Мои арбалетчики возвращаются не одни. Они приводят связанного юношу с подбитым глазом и свернутым набок и припухшим носом. Судя по одежде, это слуга знатного сеньора. Видимо, ему сильно настучали по голове, из-за чего заклинило кукушку. Юноша трясет головой каждый раз перед тем, как что-то собирается сказать.
— Я бедный человек и не воин! — первым делом заверяет он.
— Это мы поняли, — сказал Бертран дю Геклен. — Кому ты служишь?
— Сэру Алейну Боксхаллу, — отвечает юноша.
— Куда и зачем он тебя отправил? — продолжает допрос коннетабль Франции.
— Я отвозил письмо сэру Томасу Грэнстону, — отвечает пленник. — Его позвали, чтобы… чтобы отбить ваше нападение.
— Или напасть на нас, — подсказывает Оливье де Клиссон.
— Я не знаю, сеньор, я всего лишь слуга, — виноватым тоном произносит юноша.
— Что велел передать Томас Грэнстон? — спрашивает Бертран дю Геклен.
— Что сегодня же ночью выступит, чтобы утром присоединиться к нам… к ним, — рассказывает пленник.
— Много у него бойцов? — продолжает допрос коннетабль Франции.
— К нему должны присоединиться сэр Гилберт Гиффорд, сэр Вильям Невилл и сэр Джеффри Уорсли со своими отрядами, всего сотни две копий, — сообщает пленник и, боясь, наверное, что ему не поверят, добавляет: — Я точно не знаю, слышал, как сэр Томас говорил.
Двести копий — это шестьсот-восемьсот бойцов, не считая пажей и слуг. У нас в два раза больше.
— Да, примерно столько должно быть у них людей, — подтверждает Оливье де Клиссон, который лучше нас знает английских командиров и их отряды.
— Если не обманул, отпустим, — обещает Бертран дю Геклен пленнику и машет рукой, чтобы его отвели в темницу.
Она расположена под донжоном. Раньше такие не делали. Для пленников выгораживали помещение на первом этажу или просто сажали на цепь в углу.
— Ты хотел напасть ночью — вот и нападешь, — говорит коннетабль своему кровному брату. — И не сидится им дома в такую погоду!
— Они поедут через Пон-вален, будут там на рассвете, а мы намного раньше. успеем отдохнуть и подготовиться. Возле городка хорошее поле для сражения, — сообщает Оливье де Клиссон.
— Можно и там их встретить, — соглашается Бертран дю Геклен таким тоном, словно ему по барабану, где сразиться с англичанами, хотя на самом деле он всегда тщательно выбирает место для битвы.