Брик-лейн
Шрифт:
— Мама! — В двери стояла Биби.
— Биби, — ответила Назнин, не оборачиваясь. — Биби? — Она обернулась.
Биби жевала кончик косички.
— Ты голодная? Разогреть тебе обед?
— Нет.
— Что случилось?
— Ничего. Я просто хотела тебя увидеть.
Назнин протянула руку:
— Иди сюда.
— Не пойду, — отстранилась Биби, — я тебя уже увидела.
Люди широким потоком повалили во двор. Шли быстрым шагом. Как будто пару домов опрокинули набок, и оттуда на улицу, прямо в середину Догвуда, беспорядочно хлынули люди. В толпе были женщины,
Назнин увидела Сорупу, Джорину, Назму и Хануфу. Пора немилости для Хануфы миновала. Поискала глазами Карима.
Парней больше, чем девушек и женщин, но больше всего пожилых мужчин. На них пальто в елочку, мешковатые штаны. Они шли группками по три-четыре человека, не обращая друг на друга внимания, кричали кому-то в толпу. На белых бородах пятна никотина, на головах тюбетейки, дырки на месте зубов. Темные отполированные лица, внимательные глаза. Одни надели лунги, другие опирались на тросточки; в руках несли полиэтиленовые пакеты. Двигались они, как пациенты в больнице. Интересно, подумала Назнин, отец Карима тоже среди них?
Еще одна группа — белые. Их меньше всего, но они самые активные. Снуют между пожилыми, раздают картонные плакаты на деревянных палках. Белые одеты в штаны с карманами. Карманы везде: на бедрах, на коленях, на щиколотках. По всей одежде у них петелечки, пуговицы бочонком, замочки, молнии и складки. Они словно надели на себя палатки, чтобы вечером осталось только воткнуть пару колышков и заночевать. Они ходили в толпе и раздавали что-то (значки? наклейки? конфетки?) молодым людям. Получая отказы, перекидывались к людям постарше. У патриархов Бангладеш плакаты болтались где-то на уровне полиэтиленовых пакетов. Белая девушка в крохотных очках в серебряной оправе подняла плакат и потрясла им. Она зажала его между коленями и что-то произнесла одними губами. Похлопала в ладоши. Показала на небо. Показала ладони патриархам. Похлопала по плакату. ПОДНИМИТЕ. ВВЕРХ. СВОИ. ПЛАКАТЫ.
Патриархи вежливо ее «послушали». Обсудили между собой.
Назнин всматривалась в лица возле сцены. Там должен быть Карим. Сейчас он заберется на сцену и произнесет речь. Сегодня у него большой день.
И у нее сегодня большой день.
Где-то там внизу он готовит свою речь. Добавляет последние штришки.
Она над своей и не начинала думать.
В толпе демонстрантов начали скандировать. Назнин не могла разобрать, что они кричат. Открыла окно. Белые ходят вокруг патриархов. Это они скандируют, две небольшие группки. Девушка в очках и ее друзья машут руками, как поршнем: давайте, давайте, давайте.Патриархи надели пакеты на ноги, подняли воротники, застегнули бороды в пальто. Они тоже начали скандировать со своими новыми друзьями.
— Что это там за бред творится?
Она и не заметила, как вошел Шану.
— Меня сейчас там чуть не убили. Мне на пальцы наступили сразу триста пятьдесят человек. Я им говорю: «Аккуратней. У меня мозоли. И болезненные опухоли». Но меня никто не слушал.
Он
— Что там скандируют? — спросила Назнин. — Камбоджи? Раджи?
— Рабочие. Такой у них лозунг. «Рабочие! Все вместе!» Все это миф, конечно. Эти люди из Объединенного рабочего фронта. Когда я проходил мимо, они пытались придумать лозунг подлиннее. «Рабочие! Вместе мы непобедимы». Но он им не понравился.
Шану снял туфли. Поднял ногу, положил ее на колено и начал массировать через носок.
— Ахм. Кхм, — прочистил он горло. — Понимаешь, чем они занимаются? Они вербуют иммигрантов в свои политические группировки, в которые объединяются все подавляемые меньшинства, чтобы свергнуть государственный строй и жить припеваючи в раю из коммун. Такая теория, к сожалению, не учитывает ни желаний иммигрантов-буржуа, ни столкновения культур, ни взаимной ненависти индусов и мусульман, бенгальцев и пакистанцев и так далее и тому подобное. Поэтому в реальной жизни теория терпит крах.
Он переменил ногу:
— Посмотри, как они там внизу скандируют. По скольку им лет? От сорока пяти до шестидесяти пяти. «Рабочие, вместе»? Да они даже не рабочие! Девяносто девять процентов из них — безработные.
— А другой марш?
— «Львиные сердца»? Я не видел. Может, они его отменили.
Назнин вспомнила слова миссис Ислам. Будет не больше десятка белых.
На сцену забрался Карим. Он поднес ко рту мегафон.
Шану закрыл окно.
— Что здесь будет с нашими людьми?
Он взял ее за руку и отвел от окна. Карим говорил что-то непонятное, где-то невпопад играло радио.
— Молодые, — продолжал Шану, — им решать. Знаешь, сколько здесь до нас выросло поколений иммигрантов? В восемнадцатом веке сюда от травли католиков бежали французские протестанты. Они ткали шелк. И преуспели. Через сто лет пришли евреи. И у них дела шли хорошо. В то же время сюда ринулись китайские купцы. И у них все получилось. — Шану все еще не отпускал ее руки. — А теперь куда?
— Шефали в университет. Племянник Сорупы собрался в Оксфорд.
— А куда Тарик? Чем он занимается? Назнин освободила руку.
Шану кивнул головой на окно:
— Чем они там занимаются? Зачем они устроили этот марш?
— Затем, что другие, у кого о нашей религии неправильные представления, хотят устроить марш против ислама.
— Ислам, — Шану осторожно произнес это слово, — может, дело и в исламе. Но я так не думаю. Я не думаю, что все дело в исламе.
И погрузился в собственный мир теории, опровержений, поисков и затруднений.
От слов и надежд его слегка раздуло.
— Зато когда мы вернемся домой, нам не надо будет об этом думать. Там, дома, мы сразу поймем, что есть что.
Когда двор опустел, Шану снова вышел на улицу. Он отправился в магазин «Либерти» за мылом. Его портфель превратился в чемоданчик с образцами. Там уже была представлена продукция «Люкс», «Фэри», «Дав», «Палмолив», «Империал лэзер», «Пиэрс», «Ньютроджина», «Зест», «Кутикура» и «Кэмей Классик».