Брик-лейн

Али Моника

— Фабрику якобы закрывают из-за несоблюдения норм охраны труда и безопасности, но люди говорят, что причина совсем в другом. Комиссия, которая к нам приходила, из службы иммиграции. Но паспорт-то у меня есть. Я и сказала, что принесу паспорт, но им это было неинтересно.

Она одернула топ:

— У меня британское гражданство. Мне нечего скрывать.

Она снова обмахнулась книгой и помахала Назнин сигаретой:

— Как все-таки жарко в этой фуфайке. Ужасно жарко.

— Да, даже со стороны видно.

Разия вздохнула:

— Но я буду ее надевать, хотя бы время от времени. Я слышала, что обо

мне говорят: «Разия тронулась слегка. Чокнутая, чокнутая».

Она усмехнулась и что-то промычала себе под нос.

— Разия у нас теперь англичанка. Скоро в королеву превратится.

— Люди всегда что-нибудь скажут.

Назма, к которой неожиданно недавно приехал деверь, заскочила вчера за щепоткой шафрана. Она пробежала в гостиную, сложив руки на груди: «Ой, не могу, не могу совсем у тебя посидеть», и приготовилась вырываться из лап гостеприимства. Но просидела все-таки достаточно, чтобы ввернуть про Разию:

«Ты не в курсе? Эта женщина курит!»

— Пусть сколько угодно говорят, — ответила Разия, — если я перестану ее носить, они решат, что мне небезразлично их мнение.

— Раз у них есть на это время, пусть себе сплетничают.

— Да ну их. Давай я тебе лучше помогу. Иначе точносойду с ума от этого бесконечного безделья. Давай вставлю пять молний, а ты мне за это чашку чаю.

Назнин пила чай и наблюдала за подругой. Сквозь открытое окно доносились обрывки то каких-то мелодий, то ароматов карри. Работают посменно. Основные блюда готовятся постоянно, несмотря на любое время дня и ночи. Процесс на кухне не остановить никакими силами. Со двора доносятся голоса, и она выглянула посмотреть на группу бенгальских парней. Один из них стоял на коленях перед целой кучей листовок, которые раскладывал на мелкие кучки. Назнин отвернулась и подумала, что там может быть и Карим, и заставила себя не смотреть туда снова.

— У них нет работы, — сказала Разия, — они не учатся и не работают.

— Тебе повезло с сыном.

— О'кей-ма, мне повезло. Лучше бы он куда-нибудь выходил и завел себе пару-тройку друзей. Говорила ему, чтобы пошел в мечеть, познакомился бы с кем-нибудь, но он все равно дома сидит.

— А колледж? Разве там у него нет друзей?

— Может, и есть, — подумав, ответила Разия.

Обе слушали стрекот швейной машинки. Назнин думала о Хасине. Вспомнила, как была счастлива Хасина на швейной фабрике. Вспомнила свою мачеху, молодую женщину с большим кольцом в носу, толстыми золотыми браслетами на щиколотках. Она появилась в селении и спала вместе с отцом. Она ушла внезапно, как и появилась, с тех пор о ней не было слышно ни слова. Ничего не оставила о себе в памяти эта женщина, кроме кольца в носу и золотых браслетов на щиколотках. Куда она ушла? Куда ее отправили? Сколько протянула, прежде чем сдала браслеты и потратила вырученные деньги? Через сколько времени она была там же, где и Хасина?

Назнин надавила на виски. Снова ум рассеивается, мысли прыгают с одного на другое, и нельзя их утихомирить. Начала про себя читать Открывающую суру:

«Во имя Аллаха Милостивого, Милосердного! Хвала Аллаху, Господу миров, милостивому, милосердному, царю в день суда! Тебе мы поклоняемся и просим помочь! Веди нас по дороге прямой…»

— И покажи,

куда дорога нас приведет, — добавила она тихо.

— Что? — спросила Разия.

Назнин вертела в руках чашку. Интересно, возьмут ли они чашки с собой, когда поедут в Дакку, или оставят здесь?

Разия вставила последнюю молнию, выпила причитающийся ей чай, хоть он уже остыл.

— Мне надо на работу. Детям нужны деньги. Тарик закатывает истерики. Сегодня утром он даже не соизволил встать с кровати. Ему нужны деньги на книги, иначе завалит экзамен.

— Когда закрыли фабрику?

— Три дня назад. Времени совсем мало прошло, а Тарик уже нервничает. Я сама туда вломлюсь, если раньше не откроют. Или пойду на поклон к миссис Ислам.

Назнин прижала чашку к губам и прикрыла ею лицо. В чашке уже ничего не осталось. Назнин снова ее наклонила. Но успела заметить, что Разия, видимо, ни на что не намекает. И не знает ничего о «небольшом уговоре» Шану с миссис Ислам. Назнин же, как соучастница преступления, должна молчать. Разия потерла бедро и слабеющим голосом сказала:

— Можете меня похоронить. От меня толку как от мертвеца.

— Не волнуйтесь, — засмеялась Назнин, — сироп от кашля любого поставит на ноги.

— Когда я была молоденькой, — пролаяла Разия, — старших уважали. Но я уже одной ногой в могиле, — снова слабым голосом заговорила Разия. — Смейтесь. Делайте что хотите. Бедро режьте. Только оставьте мне мой спрей от растяжения.

Назнин прыснула, но Разия задумалась.

— Мы ведь постоянно спрашиваем: и как этой женщине удалось так высоко подняться? Разве люди, которые поднимаются высоко, задумываются, почему такие, как мы, остаются так низко? — Разия размяла плечи. — Но мы-то все о ней знаем. Просто в это трудно поверить.

Миссис Ислам была здесь накануне. Пришла со своими сыновьями. Шану прыгал по комнате, как будто пол усеян гвоздями. Он громко считал деньги и дошел до семидесяти пяти, когда миссис Ислам подняла грязный платок, который плавно опустился на величественные останки ее груди. Один из сыновей раскрыл сумку. Другой сказал: «Клади сюда». Шану положил оставшиеся деньги в сервант. Сыновья повели мать к выходу. Одному было оказано высочайшее доверие по транспортировке сумки.

— Сколько мы платим? — спросила Назнин.

— Это дружеская сделка, — ответил Шану, — она оказывает мне услугу. Я был знаком с ее мужем.

На следующее утро пришел Карим за жилетами. Не успели они обменяться и парой слов, у Карима зазвонил телефон. Он разговаривал в прихожей. Назнин заметила, как он прислонился к стене и кроссовкой наступил на плинтус. Вернулась в гостиную, но не знала, сесть ей или стоять. Когда Карим вошел, притворилась, что складывает белье.

— Это отец. — Он захлопнул мобильник и сунул его в футляр.

Назнин не сводила с него глаз. Волосы торчат спереди на лбу, маленькие короткие черные перышки.

— Постоянно звонит мне на мобильный. Я его прошу, чтобы он не тратил деньги лишний раз. Но он не слушается.

Карим осторожно вытянул ногу, будто проверяя, не отказала ли она.

— И зачем он мне только звонит? Ему и сказать мне нечего. Господи.

— Волнуется. Наверное.

— Нуда. Господи. Волнуется. Нервы. Скоро совсем с ума сойдет от волнения и нервов.