Бриллиантовая пыль
Шрифт:
Редакция «Преступления и наказания» располагалась в старом двухэтажном деревянном особнячке, в стороне от центра, который они проскочили по причине вечернего часа очень быстро. Нижние окна дома были закрыты выцветшими ставнями, а на втором этаже два окна приветливо светились. Через их открытые форточки слышались мужские голоса, смех. Генка прочитал черную треснувшую табличку, гласившую, что здесь находится нужное им издание, толкнул обитую коричневым дерматином дверь и оказался лицом к лицу с охранником. Спросил у него о Стромынове.
– Серега!
На втором этаже, откуда доносились те самые голоса, сразу же показался долговязый худой парень с сигаретой в зубах. Опираясь руками на перила лестничной площадки, он посмотрел вниз:
– Ты, что ли, Колыванов?
– Я.
Парень запрыгал вниз через две ступени. Коротко стриженный, с бледным лицом, длинным заостренным носом и глубоко посаженными маленькими глазами. Одет в затертые джинсы и серый свитер. Спустившись к ребятам, он протянул руку:
– Ну, здоров, москвич! А это, значит, та самая девушка? – Он оценивающе разглядывал Зою. – Что, тоже столичная штучка? А? – игриво уточнил Стромынов, подмигивая ей.
– Угу, – буркнул Генка, а Зоя сердито оглянулась на приятеля. «Что значит „та самая“? И что значит „столичная штучка“?» – так и рвалось с ее дерзкого языка. Но она прикусила язык и для пользы дела отмолчалась. Только щеки вспыхнули яркими пятнами – должны же были ее эмоции хоть как-то прорваться наружу.
– Выпить принес? – без обиняков продолжал долговязый, отведя наконец взгляд от Зои.
– А как же! – рассмеялся Геннадий и протянул ему пакет со снедью и бутылками.
Стромынов потерял интерес к Зое и засунул свой длинный нос в пакет.
– О! Чувствую, разговор у нас получится серьезный! – осклабился он. Бутылки в пакете звякнули. – Ну, поднимайтесь! – Он отошел в сторону от лестницы, пропуская ребят вперед и подталкивая Зою за талию. Его ладонь тут же скользнула чуть ниже, по Зойкиной ягодице. Ту аж передернуло, и она чуть было не треснула журналиста по руке, но снова – в который раз! – сдержалась. Однако так полоснула наглеца сердитым взглядом, что долговязый даже поотстал на несколько ступеней.
На втором этаже в насквозь прокуренной комнате находились еще двое мужчин, один лет сорока, второй – совсем молодой парень, почти пацан. Оба были одеты так же небрежно, как и встретивший их журналист. Они сидели за столом и шумно прихлебывали чай из чашек с отбитыми ручками, что-то обсуждая. В помещении было тесно – кругом стояли столы, стулья, шкафы образца семидесятых годов. Открытые окна ничуть не прибавляли свежего воздуха – в комнате, помимо табака, витал дух древних бумаг, запыленных газет и старого дерева, впитавшего в себя за многие годы все редакционные сплетни и запахи.
– Мужики, к нам гости из Москвы пожаловали! Гостинцев привезли! – сказал Стромынов, выставляя из пакета на стол бутылки и закуску. Те одобрительно и шумно загалдели, отставили в
Зоя, брезгливо уставившись на водку, поморщилась, но тоже отпила маленький глоток и накинулась на колбасу и оливки, почувствовав острый голод – ведь ужина у них с Геннадием сегодня так и не получилось.
– Кстати, звать-то вас как? – поинтересовался долговязый, наблюдая, как Зоя жадно запихивает в рот еду. – Кто я, понимаю, вам известно; это вот – Вадик, а это – Коля. Лучшие, так сказать, перья Архангельска.
Гена назвал свое имя и журнал, в котором работал, и в глазах мужчин засветилось уважение.
– Слыхали, солидное издание, – кивнул тот, что постарше.
– Девушку зовут Зоя, раньше тоже работала у нас. Юридические консультации давала.
Зоя, несколько смутившись от обращенных на нее внимательных глаз, что-то промямлила полным ртом. Мужчины сразу же разлили по второй.
– Так что же вас привело в наш славный город? – Стромынов решил не тянуть резину.
– Легостаев, – спокойно и так же прямо произнес Геннадий.
Журналисты присвистнули.
– Скандальчик пишете? Тогда вы пришли по правильному адресу. Серега все про него знает. Только вот захочет ли вам рассказать? На Легостаева у него право первой ночи. – Молодой Вадик, посмеиваясь, заискивающе подмигнул Стромынову.
Тот тщеславно улыбнулся. По этому подобострастному подмигиванию, по самоуверенной улыбке долговязого Генка сделал вывод, что Стромынов тут – местная знаменитость. Этакий знающий себе цену божок редакции. Такой типаж был ему хорошо знаком. Польсти ему немного – он поломается для порядка, но выложит все, чтобы возвыситься еще больше в собственных глазах, лишний раз самоутвердиться. Но ни в коем случае нельзя ему говорить, что собираешься писать о Легостаеве – тогда из парня не вытянешь ни слова. Журналисты ревностно охраняют свои сенсации и источники информации – это их хлеб. Зойка, слава Богу, помалкивала, занятая бутербродами, и Геннадий решился:
– Нет, мы здесь не для этого. Легостаев ей родня, а она попала в беду. – Колыванов кивнул на Зою. – Ее хотят притянуть по его делу. Мы пришли за помощью. Нам нужна информация. Обычно журналисты, особенно в таких изданиях, как ваше, – Гена почтительно склонил голову, – знают все подводные течения, которые скрываются в уголовных делах. И все, что за ними на самом деле кроется.
Стромынов, как легавая, почуявшая дичь, насторожился. Геннадий почти физически ощутил его напряжение, словно увидел, как журналист повел носом в поисках запаха жареного.