Бриллианты требуют жертв
Шрифт:
– Таня! – позвала я.
– Никаких Тань тут нет, – сообщил восточный человек.
– А может, ее звали Таня? – спросил невосточный.
– Кого? – поинтересовалась я.
Мне любезно сообщили, что в их клетке находится мертвая девушка.
Я застыла на месте, потом спросила, какого примерно возраста. Правда, так Татьяну не называли уже лет десять, если не пятнадцать.
Мужчины затруднились с ответом, но сказали: длинноволосая, длинноногая блондинка. Я вздохнула с облегчением. И потому, что в клетке не Татьяна, и потому, что Татьяне,
Мысль об имевшемся у Татьяны оружии заставила меня тщательно обследовать свою сумку.
Пропала только одна вещь (и не из сумки, а с ремня), правда, та, которая была бы мне сейчас нужнее всего. Сотовый телефон. Все остальное оказалось на месте.
«Отрубленная голова», светящийся плащ, пластмассовые яйца, диктофон с кассетами и запасными батарейками, блокнот с парой ручек. Больше всего в данной ситуации меня, правда, порадовали фонарик, шоколадка, яблоки и бутылка «Фанты».
– Эй, котенок, чего нашла в сумке? – спросил восточный мужчина.
– Да все на месте. Кроме мобильника, – вздохнула я.
– И у меня телефон отобрали, – сообщил восточный человек. – Деньги оставил. Перстень с бриллиантом оставил. Цепь золотую оставил. Браслет. Часы золотые «Ролекс». Вся барсетка цела. Ничего не взял. Только сотовый. А я бы сейчас все золото на него поменял. Слушай, котенок, у тебя покушать ничего не найдется?
Я честно перечислила все, что у меня есть из еды и питья. Как раз поинтересовалась, чем тут кормят и кормят ли вообще.
– Раз в день. Хлеб и воду, – сказал мужчина. – Вода мерзкая, словно из унитаза. Позавчера еще был сыр. Банкир сказал: швейцарский. А я после того, как этот сыр попробовал, задумался: он из Швейцарии импортирован или депортирован? Тебя как зовут?
Я представилась.
– А меня Сережа.
– По голосу никогда бы не сказала, – заметила я.
– Ну, мое настоящее имя для вас, неверных, труднопроизносимое. Представляюсь Сережей. И есть что-то похожее с моим настоящим. Так что зови так.
– Ваши запасы, мадемуазель, нужно беречь, – сказал второй мужчина. – Но не будете ли вы так любезны угостить нас кусочком шоколадки? Если мы все-таки выберемся отсюда, я приглашу вас в лучший ресторан Петербурга…
– В Европу ее свозишь, – сказал восточный.
– Да, мадемуазель, я свожу вас во Францию. Вы хотите во Францию?
– Лучше на Багамы, – сказала я, думая, как бы мне хотелось сейчас полежать на солнышке. Или хотя бы в родной отапливаемой (пусть и не на полную мощность, не так, как в советские времена) квартире.
Сережа расхохотался.
Я же при упоминании Франции и обращении «мадемуазель» задумалась.
Спросила. Оказалась права. Сережа опять расхохотался.
– Значит, и ты, котенок, по этому же делу сидишь? Интересно, сколько еще народу к нам подселят? И почему женщину посадили отдельно?
– Я – француз, но женщина – это последнее, что я сейчас хочу! – крикнул второй истерично.
– Ты мало похож на француза, – заметил восточный.
– А ты меня в жизни видел? – завизжал Николя. – Ты меня при свете дня не узнаешь! Я всегда чисто выбрит и…
– Здесь свет вообще не зажигают? – поинтересовалась я, держа в руке фонарик, но пока не включая. Следовало беречь батарейки.
– Нет, мадемуазель, – ответил Николя. – И моя зажигалка больше не работает.
– Тогда откуда вы узнали, что я – женщина и что меня сюда поместили с вещами? И про труп – что это длинноногая длинноволосая блондинка? Тщательно ощупывали?
Мне пояснили, что при появлении банкира (слово сопровождалось эпитетами, которые я опускаю из цензурных соображений) в подземелье какой-то свет попадает. Да и хозяин должен же видеть, куда идет. Приходит с фонариком. В этом тусклом свете что-то можно различить.
– Он заходит раз в день? – уточнила я.
– Да, – подтвердил восточный мужчина. – Вчера заходил два. Тебя притащил. Сказал: вот вам женщина. Я просил тебя к нам поместить. А он сказал: вы еще спасибо мне должны сказать, что я ее отдельно сажаю. Не знаешь, почему?
Я пожала плечами, но этого жеста мои товарищи по несчастью, конечно, в темноте не видели, поэтому ответила, что не представляю.
– А про какую Татьяну вы говорили, мадемуазель? – поинтересовался Николя.
– Мою подругу. И я надеюсь, что она смогла выбраться из банкирского дома и скоро приведет подмогу. Сколько я была в отключке?
– Всю ночь и…
– Что?! – воскликнула я. – Так долго действие газа не длится!
– В тебя из баллончика пшикнули, да, котенок? – спросил восточный.
– Да, – подтвердила я.
– Значит, еще как-то добавил неверный.
Я прислушалась к своим ощущениям. Вообще-то я какая-то заторможенная. И до сих пор окончательно не проснулась. Значит, гад еще и снотворного вколол? Иначе я никак не могла объяснить, почему так долго проспала.
Внезапно справа от меня мелькнула какая-то вспышка. Как оказалось, Николя включал подсветку на часах.
– В Санкт-Петербурге без десяти одиннадцать. Утра, – сообщил Николя.
Мне стало плохо. Сегодня суббота. В холдинге меня не хватятся. Остается надеяться только на Татьяну.
– А когда банкир появляется? – спросила я. – В какое время?
– Обычно после работы. Часов в восемь вечера. Вчера позже приходил. Долго с нами беседовал. А потом опять вернулся – с тобой. Слушай, котенок, что у тебя еще есть в сумке?
Я первым делом разорвала упаковку на плитке шоколада, разделила ее по-братски на три части и протянула две трети сквозь прутья.