Брисингр
Шрифт:
Орик хотел было ему ответить, но тут раздался удар такой силы, что от него задрожали пол, потолок, стены и даже, казалось, сам воздух в комнате. У Эрагона лязгнули зубы.
— Слушайте! — крикнул Орик, подняв руку. Все умолкли.
Четыре раза прозвучал этот чудовищный звук, при каждом повторении словно встряхивая помещение, в котором они находились. Казалось, в стену Тронжхайма бьет молотом какой-то невероятный великан. Когда удары смолкли, Орик воскликнул:
— Вот уж никогда не думал, что барабаны Дервы возвестят о моем восхождении на трон!
— Это,
— Не маленькие. Почти пятьдесят футов в поперечнике, если мне память не изменяет.
И Эрагон вдруг подумал, что, хоть гномы и самые низкорослые из всех народов Алагейзии, они все же постоянно создают самые большие предметы и сооружения, и, может быть, именно потому, что тогда перестают чувствовать себя такими маленькими. Он хотел уже поделиться своей «гениальной» догадкой с Ориком, но в последний момент сообразил, что невольно может обидеть его подобными соображениями, и прикусил язык.
Сбившись вокруг Орика в кучу, его советники и слуги оживленно переговаривались на своем языке, то и дело перебивая друг друга, и Эрагон, которому не терпелось задать Орику очередной вопрос, вдруг понял, что его незаметно оттеснили в угол. Он решил проявить терпение и дождаться, когда обсуждения и споры несколько затихнут, но через несколько минут ему стало совершенно ясно, что гномы и не собираются умолкать, продолжая засыпать Орика всевозможными советами и вопросами о будущем. Поэтому Эрагон громко обратился к новому королю:
— Орик Кёнунгр! — вложив в это слово древнего языка, означающее «король», столько чувства, что все тут же умолкли. В наступившей тишине Орик, подняв бровь, изумленно воззрился на Эрагона. — Ваше величество, — с поклоном обратился к нему Эрагон, — не позволите ли вы мне удалиться? Есть одно… дело, которым я хотел бы заняться, пока не поздно.
В карих глазах Орика вспыхнуло понимание.
— Конечно, конечно! И поспеши! Только больше не называй меня «ваше величество»! Мы же друзья и сводные братья!
— Это так, ваше величество, — снова поклонился ему Эрагон, — но мне представляется, было бы уместно и справедливо, чтобы и я, по крайней мере пока, соблюдал те же правила этикета, что и все остальные. Ты, Орик, теперь король своей страны и своего народа, а значит, и мой король, поскольку я член Дургримст Ингеитум и не могу с этим не считаться.
Орик некоторое время внимательно смотрел на него, словно впервые его увидел, потом кивнул и сказал:
— Как тебе будет угодно, Губитель Шейдов.
Эрагон поклонился и вышел из комнаты. Сопровождаемый своими четырьмя телохранителями, он прошел по коридору и поднялся по лестницам на наземный уровень Тронжхайма. В южном из тех четырех основных коридоров, которые делили город-гору на четверти, Эрагон обернулся к Транду, капитану своих охранников, и сказал:
— Дальше я пойду один, точнее, побегу. Поскольку вы не сможете бежать так же быстро, предлагаю вам остановиться, как только мы достигнем южных ворот Тронжхайма, и подождать там моего возвращения.
Транд ответил:
— Но Аргетлам, ты не должен ходить один. Может быть,
— Я высоко ценю вашу заботу, — улыбнулся Эрагон, — но все же не стану сейчас задерживаться ни на минуту, даже если убийцы тут прячутся за каждой колонной! Прощай, Транд!
И он помчался по широкому коридору, ловко огибая встречных гномов.
39. Воссоединение
От того места, где Эрагон оставил охрану, до южных ворот Тронжхайма было не меньше мили. Он преодолел это расстояние всего за несколько минут, громко стуча подошвами о каменный пол коридора. На бегу он успел заметить богато расшитые гобелены, закрывавшие арочные проходы в более узкие коридоры, что отходили в обе стороны от главного туннеля, и гротескные статуи зверей и каких-то чудовищ, мелькавшие между колоннами из кроваво-красной яшмы. Этот сводчатый магистральный коридор высотой в четыре этажа был столь широк, что Эрагон на бегу не испытывал ни малейших затруднений, легко расходясь со всеми встречными, хотя один раз перед ним вдруг возникла целая шеренга кнурлкаратхн, и ему пришлось попросту перепрыгнуть через них. Они испуганно пригнулись, испуская удивленные восклицания и сопровождая Эрагона восхищенными взглядами.
Легким шагом он пробежал под массивными деревянными воротами южного входа в Фартхен Дур, слыша со всех сторон приветственные крики, и ярдов через двадцать — именно на такую глубину ворота были утоплены в толщу горы — миновал пару гигантских золотых грифонов, невидящим взором глядевших в сторону далекого горизонта, и выскочил на открытое место.
В прохладном влажном воздухе пахло дождем. Хотя уже наступило утро, но плоская площадка перед Тронжхаймом была все еще окутана сумеречной мглой; здесь не росло ни единой травинки, лишь изредка встречались пучки мха и лишайников, среди которых торчали порой странные грибы с островерхими шляпками. А надо всем этим вздымался Фартхен Дур, и на вершине его, на высоте в десять миль, открывался узкий просвет, сквозь который в кратер этого чудовищного потухшего вулкана просачивались бледные лучи света. Громада Фартхен Дура настолько подавляла, что Эрагон, глядя вверх, с трудом мог определить и оценить высоту и величину этой немыслимой горы.
На бегу он слышал лишь собственное дыхание да мерный легкий стук своих башмаков. Он был здесь один, если не считать какую-то любопытную летучую мышь, кружившую у него над головой с тонким попискиванием. В горе царили тишина и спокойствие, создавая у Эрагона ощущение полной свободы от повседневных забот.
Он проследовал дальше по вымощенной булыжником дорожке, ведущей от южных ворот Тронжхайма к двойным черным воротам высотой в тридцать футов, врезанным в южную часть подошвы Фартхен Дура. Когда Эрагон остановился перед ними, из укрытой в скале кордегардии появилась парочка гномов, которые поспешно отворили перед ним ворота, открыв вход в какой-то бесконечный туннель.